– Но для этого вовсе не нужно было держать ее целых три дня… и три ночи.
– Надеюсь, ты не намекаешь, что…
– Ну что ты, это не в твоем стиле…
Дорина встала и, все еще закрывая лицо ладонями, выбежала из комнаты. Дверь за ней закрылась. У наружной двери снова прозвенел звонок.
Мэтью выглянул. Приехало такси, то же самое.
– Простите, но я не еду.
– Да решитесь же наконец! – заметил таксист, когда Мэтью платил ему второй раз.
В гостиной Гарс стоял все в той же позе.
– Как я уже сказал, это не в твоем стиле. Ты насилуешь речами. Пытаешься пробудить в людях жертвенность. Хочешь, чтобы они становились преданными тебе навсегда. И я едва не поймался. Людвиг уже твой. А сейчас Дорина.
– Гарс, прошу, говори, да не заговаривайся.
– Слава Богу, я избежал твоей клетки…
– Из-за тебя Дорина страшно разнервничалась.
– А ты представляешь, что он сделает, когда узнает?
– Он не узнает.
– Если бы я тебя не предупредил, она наткнулась бы за дверью на Тисборнов.
– Гарс, перестань сердиться. Перестань.
– Хорошо. Пришло время мне сказать «Прости, дядя», а тебе ответить – «Не за что, друг мой».
– Гарс, я тебя прошу!..
– Извини. Но я страшно боюсь за Дорину. Видишь… я тоже думал, как ей помочь… по мере возможности… и если бы у меня было больше энергии и меньше предрассудков, может, и удалось бы. Может, ты был прав, когда старался сам ей помочь. Люди часто погибают, потому что те, кто рядом, слишком мелочны, горды, самолюбивы, чтобы поспешить на помощь. А помощь никогда нельзя откладывать. Эта ситуация опасна для каждого из нас – и для тебя, и для меня, – но наказание постигнет ее. Прости, я говорю не очень-то связно…
– Нет, напротив, ты говоришь очень понятно.
– Прости, я наговорил тебе всякого. Я не имел в виду, что речь идет только о сексе.
– Кто знает, может, это и в самом деле только секс. Во всяком случае, уже все позади.
– Если Дорина постарается держать язык за зубами, то только из любви к тебе. Ты это понимаешь? Но раньше или позже она проговорится – сработает ее инстинкт самоуничтожения.
– Нет, – возразил Мэтью, – я не думаю, что она и сейчас склонна… потому что… ну… лучше себя чувствует и…
– Лучше! Господи, ты это называешь «лучше»?
– Я не хотел такой ситуации и не провоцировал ее. Гарс, ступай, прошу тебя. Это не тема для обсуждения, тем более сейчас. Я должен снова поговорить с Дориной, успокоить ее. Она уедет отсюда не позднее чем через полчаса.
– Я подожду и отвезу ее домой.
– Не надо.
– Ты сам ее отвезешь, да?
– Нет. Она поедет сама. На такси. Она к этому готова… И я никогда с ней не увижусь.
– Ну что ж… – Гарс невесело рассмеялся.
Они стояли друг против друга, застыв в неловких позах. Гарс пошевелился первый – поднял руку. В комнате повеяло холодом. Что-то ушло безвозвратно.
– Мне очень жаль, – сказал он.
– Я понимаю… ты хотел…
На минуту стало тихо.
– Ну что ж, до свидания, – решился Гарс. – Желаю успеха всем озабоченным.
Он вышел, закрыв за собой дверь, прежде чем Мэтью успел сделать шаг. Мэтью вошел в столовую.
Столовая была пуста. Он начал медленно подниматься по ступенькам.
– Дорина!
В спальне на кровати лежала его пижама, которую в эти дни она надевала, хотя Мэвис прислала ей ночную сорочку. Дорины в спальне не было.
– Дорина, где ты? – снова крикнул Мэтью. Прошел по всем комнатам. Заглянул даже в подвал. Заметил, что из столовой исчезли чемодан и сумочка. Дорины ни следа.
В панике он выбежал на улицу. Потом вернулся и позвонил Мэвис. После этого ночь напролет и весь следующий день они звонили друг другу, но никаких новостей не было. Дорина растаяла как дым.
«Дорогая Митци!
Я выйду рано, и когда ты найдешь это письмо, уже буду очень далеко. Прости. Ты ко мне тепло относилась, и я это ценю, но, наверное, мы не созданы друг для друга, и я не смогу простить тебе того, что случилось однажды ночью, хотя в этом не было твоей вины. Некоторые люди невольно становятся причиной горестей других, а ты мне никогда не приносила счастья. (А возможно ли в этом мире кому-либо принести счастье? Вот вопрос.) Поэтому спокойно скажем друг другу «до свидания» и расстанемся друзьями, желающими один другому всего наилучшего. Увидев тогда Дорину, я пережил спасительный шок и, по правде говоря, радуюсь, что так произошло, потому что это послужило во спасение. Именно благодаря этому я вспомнил, что она значит в моей жизни. Такие, как ты, меня сталкивают вниз (прости). Только ей удалось подтянуть меня выше. Рядом с ней хочется быть высоким. На обдумывание у меня ушло два-три дня, и сейчас я знаю, что мне делать. Я должен стремиться к собственному счастью среди порядочных людей, надеясь, что оно переборет все мои неурядицы, источником которых является моя собственная никчемность. Кстати, тебе будет лучше без такого, как я. Дорина любит меня чистой любовью, и поскольку в жизни моей она явилась как ангел, может, и сумеет меня изменить, во всяком случае, стоит попробовать. Я сейчас направляюсь в Вальморан потребовать, чтобы мне отдали мою жену. Как видишь, я собрал свои вещи и вывез их на такси (ты уже знаешь, когда читаешь это письмо). Прости, но я считаю, что лучше покончить с этим как можно быстрее. Будь порядочна, прошу, будь милосердна настолько, чтобы не искать встреч со мной. Я попробую начать жизнь с Дориной и жить только для Дорины, и если в самом деле хочу спастись от гибели в хаосе жизни, должен приложить к этому все силы. Прошу, Митци, пойми меня и прости. Я не очень много хорошего мог для тебя сделать, но все же надеюсь, что не причинил тебе слишком много вреда. Ты вскоре придешь в себя и забудешь нижеподписавшегося, искренне тебе преданного и т. д. Всего наилучшего, подружка. Не до свидания, а прощай. Не пиши и не ищи меня. Ты знаешь, на какие мерзости я способен. Ты ничего не добьешься. В эту минуту вижу все ясно, как на ладони, и все понимаю.
P.S. Спасибо за доброту. Прощай!»
Митци стояла посреди кухни. Смяла письмо, которое нашла возле дверей, когда спустилась за молоком. Зажгла конфорку, налила в кастрюльку воды, поставила на огонь. Вернулась в комнату, села.
Безоговорочно поверив не оставляющему и тени надежды письму Остина, она сейчас ощущала себя так, будто между его мимолетным присутствием здесь и теперешним мгновением разверзлась пропасть. Наступила новая эра. Сейчас она уже не могла представить, что еще вчера Остин сидел здесь, в своей комнате, даже еще сегодня, и сочинял письмо. Его поглотил какой-то доисторический катаклизм. Он исчез под землей. Лишь какие-то частички остались, разбитые, несвязные. Пронесся ураган, уничтоживший цель, будущее и все чувства. Вода закипела, и она заварила чай. В доме стояла нерушимая тишина. Она отпила немного. Потом поднялась наверх, в его комнату. Пусто. Вернулась вниз. Подумала: одеться или снова лечь в постель? Пошла в спальню, легла. С той минуты, когда Остин сюда переехал, она жила в приподнятом настроении. И это настроение тоже исчезло. Ее тело, прежде широкое, свободное, расслабленное, как у медузы, качающейся на волнах, сморщилось и усохло. Она чувствовала себя как в гробу.
Отчаяние сбило с ног так неожиданно, что она не пробовала даже защищаться. Не будет за ним бегать, нет, никогда. Он вернулся к жене, и надо дать ему возможность отыскать собственное счастье, и в этом ему
