огоньками вместо зрачков. Когти, черные и жесткие, выросли на третью ночь после Эверры – и той ночью никто не спал, всех мучила жуткая боль. Теперь всякий раз, когда феникс опускал руку на какую-нибудь твердую поверхность, раздавался дробный перестук. Волей-неволей вспоминались старые легенды о могущественном и жестокосердном клане Фейра, и оставалось лишь признаться самим себе в том, что истинная сущность капитана долгие годы была надежно скрыта от его матросов.
– Страшно… – пробормотал Кузнечик. Его услышал только Сандер и вопросительно поднял брови – дескать, что именно? Парнишка тяжело вздохнул и продолжил: – Смотреть на него страшно. Я вчера ночью спал тут, наверху, и проснулся от странного звука – будто кто-то царапает обшивку…
Юнга поморщился и замолчал; сделал вид, будто гладит ларима. Не стоило рассказывать Сандеру о сцене, свидетелем которой он стал случайно – о том, как Кристобаль Фейра и впрямь царапал когтями планшир, словно желая причинить боль «Невесте ветра», а та безропотно переносила издевательства капитана. Кузнечик вдруг осознал, что постороннему не понять истинную суть той связи, что существовала между фрегатом и навигатором – наверное, даже Хаген ничего не понял за тот недолгий срок, что «Невеста ветра» ему подчинялась. «Их всё-таки двое или нет? И кому он хотел причинить боль, „Невесте“ или себе?..»
Ларим издал тоскливую трель, ткнулся мокрым носом ему в ухо. Он скучал по Эсме – как и сам Кузнечик, как и все остальные моряки, – и оттого выглядел больным. Каждый вечер, расчесывая его потускневшую шерсть, Кузнечик вспоминал последнюю встречу с целительницей: она позвала его вниз, на причал, и передала своего любимца из рук в руки. «Береги его, что бы ни случилось».
Неужели она заранее знала, что произойдет?
Эсме не обладала даром предвидения, но тогда, выходит, сама Заступница подсказала ей, как следует поступить. Ларим, конечно, был ей дорог, но вместе с ним девушка передала и кое-что куда более дорогое – медальон, доставшийся ей на острове Двуликой госпожи. Юнга не сразу обнаружил драгоценность на ошейнике зверя – тот, почувствовав угрозу, моментально цапнул его за палец, – а потом ещё почти целый день никак не мог осмелеть и подойти к капитану.
«Хорошо, – только и сказал Крейн. – Береги его!»
Кракен знает, говорил ли он о медальоне или о любимце Эсме…
Внезапно Сандер вскочил.
– Смотри, там лодка!
У входа в бухту появилась маленькая лодочка с косым парусом и направилась к «Невесте ветра». Кузнечик сглотнул: лодке нечего было делать здесь, во владениях кракена, поэтому её появление могло означать лишь одно – их заметили. Но она казалась такой маленькой, такой беззащитной…
– Рыбачья? – предположил юнга вслух, и собравшиеся у борта матросы это услышали. Он, смутившись, прибавил: – Может, где-нибудь поблизости есть деревня рыбаков?
– Нет, – ответил Ролан. Новичок чувствовал себя на фрегате на удивление уверенно и спокойно – быть может, из-за того, что ему с самого начала удалось отплатить капитану услугой за услугу, доставив того вместе с помощником на борт «Невесты ветра», отбившейся от имперских фрегатов и сумевшей уйти в открытое море. Если бы не Ролан со своей «Легкокрылой», Фейра ни за что не сумел бы выбраться из Эверры.
– Нет, – повторил бывший рыбак. – Уж в лодках-то я кое-что смыслю. Она больше похожа на таможенную шлюпку…
– …которой тут не должно быть, – перебил юношу незаметно подошедший Умберто. – Миро, Алаи, расчехлите стреломет. Уж не знаю, откуда взялся этот гость, но мы никого не ждем.
Ролан пожал плечами – дескать, никто не спорит, – и отошел в сторону, а Кузнечик, сердито нахмурившись, уставился на помощника капитана. Тот после Эверры стал угрюмым, молчаливым и вид имел такой, будто его постоянно терзали какие-то тяжелые мысли – прежнего беззаботного весельчака словно подменили. Кузнечику хватало жизненного опыта, чтобы заметить: странное превращение не началось в Эверре, а завершилось. Но вот что послужило его причиной?..
Как бы там ни было, сейчас действия Умберто вызвали у юнги внезапную злость.
– Пугнем или потопим? – спросил один из матросов, Миро.
– У нас зеленые паруса, идиот, – ответил Умберто, скривившись. – Конечно, потопим. Или тебе хочется поскорее попасть в Аламеду, да ещё и с сопровождением?
Кузнечик не выдержал.
– Вот уж не думал, что тебя испугает такая маленькая лодка, – сказал он негромко, но так, чтобы все услышали. Помощник капитана взглянул на юнгу, словно впервые его заметил. – Вдруг её навигатор хочет нам что-то сообщить, а? Ты об этом подумал?
– Что-то я не припоминаю, когда ты получил право голоса… – начал Умберто, и в этот миг на палубу вышел Кристобаль Фейра. Все разговоры тотчас же стихли, матросы уставились на капитана, а Миро и Алаи замерли у стреломета, лишь теперь сообразив, что Умберто отдал им приказ, который мог и не отвечать желаниям феникса.
Фейра молча подошел к фальшборту, раскрыл подзорную трубу и принялся рассматривать лодку, которая почему-то шла очень медленно, невзирая на благоприятный ветер. Кузнечик оказался ближе к капитану, чем остальные, и почувствовал жар, исходящий от его тела – как от большого костра.
– А-а, старый знакомый… – проговорил магус некоторое время спустя, опуская трубу, но не отводя взгляда от белого паруса. – Вот уж не ожидал…
– Знакомый? – удивленно переспросил Умберто. – Что это за лодка, откуда?
– С «Утренней звезды», – раздалось в ответ. – В смысле, с корабля Звездочета.
Умберто выругался. Моряки вновь уставились на приближавшуюся лодочку, гадая, кого же она несла. Мог ли это быть переговорщик с предложением о выкупе за возможность беспрепятственно покинуть бухту? Звездочет не стал бы устраивать сражение в опасной близости от Аламеды, где сбившийся с проторенного торгового пути фрегат мог увидеть пиратские корабли и сообщить о них «цепным псам», не стал бы он и вступать в сговор с имперцами – те по-прежнему оценивали голову старого хитреца очень и очень дорого.
Но реальность превзошла даже самые безумные идеи матросов «Невесты ветра»…
– Не сказал бы, что это приятная встреча, – проговорил феникс, когда на палубу взобрался человек, с ног до головы одетый в черное. Один лишь вид верного слуги Звездочета заставил стоявших вблизи моряков выхватить оружие, и капитану пришлось взмахом руки остановить своих людей. Хоть Змееныш оказался один, да и с первого взгляда его тщедушная фигура не внушала никаких опасений, всё-таки что-то неуловимо пугающее было в том, как спокойно он держался, как глядел на моряков большими глазами – совершенно нечеловеческими глазами, чью желтую радужку прорезали щелочки зрачков.
– С-согласен, вс-стреча вес-сьма неприятная, – хриплым шепотом ответил он и сощурился. – Капитан Крис-стобаль… Фейра? Благородное имя. Признаюсь, Крейна с-совсем не… ш-ш-ш… не жаль. Как было сказано в одной дурацкой пьес-се, которую мне удалось пос-смотреть с-совсем недавно, «он был пиратом и умер как пират, забрав с с-собой на тот с-свет немало врагов, но и погубив при этом…»
– Хватит! – перебил Фейра, изменившись в лице. – Замолчи!
– А-а, ты тоже её видел, – усмехнулся Змееныш. – Глупая пьеска, правда? Пафос-сная и бес- столковая…
Кузнечик заметил, что Умберто с изумлением глядит на странного гостя, как будто сказанная им фраза была чем-то важным и отчасти тайным. Взгляд капитана тоже стал удивленным – он словно не верил тому, о чем думал. Медленно, очень медленно удивление нарастало и в какой-то миг хлынуло через край: Кристобаль Фейра закрыл глаза и беззвучно проговорил: «Этого не может быть».
– Не может? – переспросил Змееныш. – О, да. Я понял. Ты так привык жить мгновением, что и думать забыл о тех, кого брос-сил – они же в прошлом, они пыль, пепел, тлен! Но это дейс-ствительно я. Что, неприятно вс-споминать о с-собственном предательс-стве?
Магус слепо шагнул вперед, будто лунатик, но Змееныш тотчас же отскочил к самому фальшборту и крикнул:
– С-стой на месте! – Казалось, он выпрыгнет за борт, если Фейра приблизится ещё хоть на волос. – Пять шагов, Крис-стобаль! Если ты подойдешь ближе, я… с-стану другим, и тогда конец вс-сему! С-стой на месте, если ты и впрямь хочешь ис-справить хоть какую-то ошибку!
