иссеченное морщинами, покрытое старческими пятнами, какие он не раз видел у пожилых людей и никогда – у магусов. Если бы перед ним стоял человек, то выглядел он лет на восемьдесят – это был бы, хоть и очень крепкий для своего возраста, но вне всяких сомнений
Эрдан и то рядом с ним показался бы моложе…
– Так это ты… – прошептал принц, едва не выдав себя – так хотелось прибавить «всё-таки». – Ты был Звездочетом! Я прятался от него… от тебя… потому что сам не мог понять, чего боюсь. Заступница, не может быть – мы же столько раз могли встретиться!
– Больше никаких тайн, – сказал Аматейн. – Никаких.
…– Да, я всё понял… – прошептал Кузнечик. Ему хотелось, чтобы этот разговор оказался кошмарным сном, ему хотелось проснуться. – Но, капитан… если все получится и он мне поверит… если я опять…
Он не смог договорить, и тогда Фейра пришел на помощь.
– Боишься, что тебе не захочется вновь становиться пиратом?
Кузнечик кивнул.
– Что ж, – усмехнулся феникс, – если и впрямь так случится, то это будет значить, что я вполне заслужил то, что ждет меня в подземельях Яшмового дворца. Но, ты знаешь, я почему-то верю, что твой выбор будет правильным.
Они до позднего вечера ждали гостей, но никто не пришел навестить принцессу – ни Капитан-Император, ни Амари. Фаби исподволь наблюдала за своей госпожой, которая вновь стала холодной и равнодушной Белой Цаплей, и ловила на её лице знаки легкого недоумения. Сама компаньонка даже не пыталась понять, как следует толковать молчание Аматейна, и предугадать, что произойдет дальше.
Впрочем, она и не надеялась, что он простит Ризель и всё забудет…
«Иди спать, – сказала принцесса. – Сегодня, кажется, нас никто не тронет». Это не был приказ, и Фаби молча покачала головой: уйти, оставив Ризель в одиночестве, было бы сейчас хуже самого страшного предательства. Она забралась с ногами в кресло, стоявшее в углу комнаты, и сама не заметила, как задремала; давешний кошмар тотчас же выбрался из своего ночного убежища, но на этот раз он вел себя по-другому – не то скромнее, не то осторожнее…
Знакомая комната выглядела как-то странно, и Фаби не сразу поняла, что смотрит на неё сверху – с потолка. Оглядевшись, она увидела то, чего не замечала раньше: по стенам бежали тонкие линии, образуя причудливые узоры, которые источали красноватый свет. Местами линии переплетались очень густо, и Фаби почувствовала, что это неспроста: спальня Ризель обладала секретами, спрятанными в стенах и отмеченными непонятными знаками.
«Любопытно…»
Она увидела себя и не испытала ровным счетом никаких чувств – это же сон, а во сне всё возможно! Привычный мир, ставший пугающе странным, был намного интересней, чем бездыханное тело, скорчившееся в кресле, и этот мир нужно было исследовать побыстрее, пока не наступил миг пробуждения. Линии? Да, каждая из них манила и притягивала, словно уговаривая пробежаться вдоль себя и посмотреть, что спрятано там, на другом конце, но нечто и вовсе удивительное заставило Фаби позабыть о магнетических отметинах: из спальни принцессы исчезла… сама принцесса.
Ризель же собиралась спать!
С непривычным для самой себя азартом Фаби принялась искать госпожу, не особенно удивляясь легкости, с которой происходило перемещение из одной части Яшмового дворца в другую. За считанные мгновения она умудрилась просмотреть несколько десятков комнат и залов – застигла врасплох парочку, испугала до визга молоденькую служанку, даже увидела Капитана-Императора без маски, но не разглядела его лица… Принцессы нигде не было. «Не могли же её увести в темницу, оставив меня сладко спать в кресле!» – подумала Фаби и вернулась к дверям в покои Ризель, у которых стояли стражи-истуканы. Всё по- прежнему, без изменений… или нет? Она спустилась по противоположной стене, замерла: стражи смотрели прямо, не замечая ничего необычного вокруг, и их глаза были затуманены не то сном, не то каким-то зельем.
«От настоящих статуй проку больше – они хотя бы красивые!»
Что ж, теперь понятно: Ризель никто не уводил, она ушла сама, заставив стражей уснуть с открытыми глазами. Но зачем? Куда? «Думай! – приказала себе Фаби. – Куда бы ты отправилась, оказавшись на месте принцессы?»
Ответ пришел быстро.
Это было так привычно – тенью следовать за госпожой, забыв о себе!
Ризель шла по длинному узкому коридору, озаренному светом факелов. Белое платье и белые волосы принцессы были спрятаны под плащом, но вовсе не плащ должен был защитить её от чужих глаз: нынче ночью Цапля вновь опробовала свой дар на живых существах и намерена была применить его ещё столько раз, сколько понадобится. Впрочем, ей везло – в тюремных подземельях Яшмового дворца было весьма немноголюдно.
Где-то впереди раздались странные звуки – грохот, лязганье цепей, – и она замедлила шаг, борясь со смятением. Мало кто знал, что дочери Капитана-Императора дважды приходилось бывать в этих негостеприимных местах, причем вовсе не в роли скучающего наблюдателя за чужими мучениями. Аматейну уже случалось усомниться в её верности, и если в прошлый раз его остановило лишь то, что Амари был предположительно мертв, то теперь маленький принц воскрес. У Капитана-Императора есть наследник престола, и вероломная дочь ему больше не нужна…
– Вот твоя жратва, – послышался за углом грубый голос, и Ризель узнала Берто – старшего тюремщика. Она торопливо отступила в темную стенную нишу, чьим единственным обитателем оказался большой паук. – Нам велено кормить и поить заключенных вовремя, но никто не говорил, что в этом деле им помощь нужна, хе-хе. Не сможешь жрать вслепую – подыхай, и дело с концом!
Принцесса затаила дыхание – ей нужно было услышать голос того, кто находился в камере. Однако узник предпочел промолчать, и оставалось лишь строить догадки о том, был ли он измучен пытками или просто считал ниже своего достоинства беседовать с тюремщиком.
Последнего это ничуть не смутило.
– Молчишь? Гордый, да? Вы все поначалу гордые… Вот и твой двойник тоже молчал, но потом за него взялись как следует – и запела птичка!
«Это Фейра, – поняла Ризель, чувствуя внезапную дрожь. – Значит, Хаген где-то дальше… если он вообще жив!»
– Но с тобой будет труднее, – продолжал тем временем болтливый тюремщик. – С чего я это взял? Чтоб ты знал, сорок лет назад тут старшим был мой папаша – его повысили как раз перед тем, как схватили Бастиана Фейру. Мы с братом, когда мальцами были, всегда его просили – расскажи про то, как ты Феникса кнутом охаживал, а он губы в кровь искусал, чтоб от боли не скули… А-а-а!!!
Вопль Берто заставил Ризель выбраться из убежища и, прокравшись несколько шагов вдоль стены, осторожно заглянуть за угол. Её взгляду открылось очень странное зрелище, которому не мешала даже отчасти перекрывавшая обзор решетка: посреди камеры стоял Кристобаль Фейра, опутанный паутиной цепей – его руки были вытянуты в стороны и вверх, – а поодаль на полу валялся тюремщик и стонал, прижимая к груди правую кисть. Кожа на животе Феникса светилась, как будто у него внутри был спрятан
