— Вы работали, а потом, без особых причин, расторгли контракт.
— Да, но это ведь не преступление?
— Конечно. Просто я бы хотела знать причины. Вы поссорились, или нашли другого покупателя, или еще что-нибудь?
— У меня были некоторые личные мотивы отказаться от этого заказа.
Элис кивнула, изобразив на лице понимание:
— Если это что-то интимное, то я, конечно, не настаиваю на ответе, но, быть может, вы хоть в общих чертах поясните этот мотив. Скажем, персональная неприязнь к заказчику или конфликт, связанный с женщиной, или, возможно, религиозные причины.
— Эстетическое неприятие такого заказа, — ответил Робер.
— Эстетическое? — переспросила она.
— Да. Это довольно просто. Когда я вижу «таитянок» великого Гогена на рекламе крема для загара, меня это оскорбляет. Понятно, что такие вещи невозможно запретить, но культурный человек не должен участвовать в подобном свинстве.
— Я понимаю. Но почему тогда вы приняли этот заказ, а не отказались с самого начала?
На этот раз он некоторое время думал, прежде чем ответить:
— Есть вещи, которые начинаешь осознавать лишь постепенно. Не даром многие великие произведения искусства были оценены только через столетия после их создания.
— Скажите, Робер, правильно ли я поняла: вы долго смотрели на эту химеру, на ее фото с разных сторон, делали какие-то наброски, и в какой-то момент поняли, что она — великое произведение искусства, которому не место на рекламных листках?
— Приблизительно, так.
— И вы сразу предложили заказчику расторгнуть контракт?
— Да, конечно.
— Вы как-то мотивировали свое предложение, верно?
— Ну, разумеется, я нашел какие-то причины. Сейчас я уже не помню какие, но директор Пикар счел их достаточно вескими.
— Вот так, сразу?
— Можно сказать, что сразу. Я позвонил ему, а на следующее утро уже были готовы бумаги о разрыве контракта.
Элис нахмурилась и сделала очередную пометку в блокноте. Потом внимательно посмотрела на собеседника:
— Все-таки очень интересно, как вы смогли убедить Пикара выступить инициатором расторжения контракта, в то время, как на самом деле, инициатором были вы.
— Знаете, меня это тоже удивило. Я надеялся, что смогу уладить дело без штрафа, просто вернув задаток, а Пикар даже задаток не потребовал обратно. Думаю, он сам понял, что эту химеру просто недопустимо использовать подобным образом.
— А тема задатка обсуждалась в телефонном разговоре?
— Нет, мы говорили только в общих чертах о том, можно ли разорвать контракт.
— Чем закончился этот разговор?
— Мы договорились обсудить все утром, в присутствии юриста.
— То есть, — сказала Элис, сверяясь с блокнотом, — 13-го августа вы еще не знали, что из всего этого выйдет, а утром 14-го у Пикара уже были готовы все бумаги, и вам оставалось лишь подписать их?
— Не понимаю, к чему вы клоните?
— Ходят слухи, что в ночь на 14-е, Пикару сделали предложение, от которого невозможно отказаться. Проще говоря, кто-то заставил его расторгнуть эту сделку вопреки интересам фирмы. Из-за этого он был уволен с таким скандалом, что до сих пор лечит нервы.
— Но это же абсурд! — возмутился Робер.
— Возможно, — Элис сделала паузу, — но моя обязанность проверить эти слухи. Скажите, 13-го августа вы начали переговоры с Андрэ Нио об экспозиции вашей химеры до или после разговора с Пикаром?
— После.
— Вы не сказали ему, что с вашей химерой могут возникнуть юридические проблемы?
— Не сказал. Знаете, я почему-то предчувствовал, что все проблемы так или иначе решатся. Андрэ вообще ничего не знал о контракте. Да и в любом случае, он никогда не стал бы ни на кого давить.
— Допустим. С кем еще вы в тот день обсуждали эту проблему?
— Ни с кем, кто имел бы отношение к бизнесу.
— А из тех, кто не имел?
— С моей девушкой, за завтраком. Но это вряд ли вас может заинтересовать.
— И больше ни с кем?
— Разве что, официант в кафе подслушивал… Не возражаете, если я закурю?
— Разумеется, курите.
Робер достал сигареты, спички и прикурил, закрывая огонек от ветра. На несколько секунд в поле зрения Элис появилась его спина, прикрытая только футболкой-«сеткой», сквозь которую была видна кожа, а на коже…
— Скажите, откуда у вас такие шрамы на спине?
— Шрамы? — переспросил он, слегка покраснев.
— Да. Длинные, узкие, в районе лопаток. Вы продирались через колючие кусты?
— Нет, просто моя девушка… В некоторые моменты… В общем, это уже интимная жизнь и, наверное, вас не касается.
— О, простите, Робер, — Элис сделала вид, будто искренне огорчена тем, что задала бестактный вопрос, — это и правда совершенно нас не касается. Скажите, а вы часто говорите с ней о своем бизнесе?
— С кем?
— С вашей девушкой, — уточнила она.
— Да. Мне хочется знать ее мнение о моих работах. Что в этом странного?
— Конечно, ничего странного. Простите за нескромный вопрос, вы с ней давно вместе?
— Смотря как считать. Мне кажется, что вечность.
Элис улыбнулась и ободряюще кивнула.
— Это замечательно. Я очень вас понимаю. Ну, а если считать по календарю?
— Если по календарю, то в августе.
— Какого года?
— Этого.
— О! Тогда, наверное, вы и дату можете вспомнить.
— Это имеет какое-то значение?
— В нашей работе никогда заранее не знаешь, что имеет значение, — пояснила Элис, — вот почему мы всегда так занудно фиксируем дату, время и все прочее.
— Ну, если так… — задумчиво произнес он, — …мы познакомились 12-го числа.
— То есть, всего за сутки до тех разговоров с Пикаром и с Нио?
— Ну и что?
— Ничего, я просто уточнила. А где вы познакомились.
— Есть одно маленькое китайское кафе на рю де Бабилон. Случайно получилось, что оно нравится нам обоим. Так бывает, знаете?
— Конечно, бывает. А чем занимается ваша девушка?
— Чем занимается? Не знаю, я как-то не интересовался.
— Она местная, парижанка?
— Я даже не знаю, француженка ли она.
— Но хотя бы ее имя вы знаете?
— Да, ее зовут Седна…
