– Вы и так… – Машу передернуло. – Потрогали… сволочи…
– Но ведь ты никому не расскажешь, правда?
– А если расскажу?
– Тогда твоему Ромео – кранты!
– Почему? – спросила Маша, хотя прекрасно все понимала.
– Потому что тогда Ромео придется объяснять, откуда у него оружие.
– У него нет никакого оружия! – Маша выкрикнула это так громко, что Зарудину пришлось чувствительно пихнуть ее в бок.
– Диня тоже сказал родокам, – шепнул Эдик девушке, – что в него из детского пугача попали, потому что из раны извлекли стальной шарик. Его папаша с мамашей, понимаешь, не рубят в этом деле ни хрена. Интеллигенты… И еще он им сказал, что не знает, кто попал… Дескать, какие-то децилы в парке в войнушку играли. Чуешь?
– Что я должна чуять?
– Ну до чего же ты, Кудрявцева, тупая! Я же русским языком сказал: Диня про корзунский пистолет будет молчать столько, сколько будешь молчать ты! Поняла наконец?!
Маша, не посчитав нужным ему ответить, отошла от окна. Конечно, она будет молчать. Она и без зарудинских угроз понимала, что подставит Андрея, если пожалуется. Она никак не могла выработать линию поведения. С одной стороны, Андрей по отношению к ней поступил подло: напился и отдал ее на растерзание отморозкам. С другой стороны, он же ее и спас. Сам был еле жив, но спас. Он мог их даже пристрелить. И все ради нее. Это здорово грело душу и пугало одновременно. Откуда у него пистолет? Зачем он ему? А что будет, если Зарудин с Немоляевым донесут на него хотя бы директору школы?
Маша с горячечным туманом в голове с трудом смогла высидеть четыре урока и вместо химии побежала к Андрею домой. Опухшая от слез тетя Катя сказала, что Андрей вчера явился домой в невменяемом состоянии, из которого сам выйти никак не смог. К нему вызывали врачей, и теперь он будет спать примерно сутки. Тетя Катя пыталась расспрашивать Машу, не знает ли она, что случилось, но девушка только отрицательно качала головой.
Андрей Корзун не был в школе три дня. Физически он чувствовал себя уже вполне прилично, но боялся, что, как только увидит Немоляева и Зарудина, удавит их голыми руками. Он не сомневался, что у него получится, потому что правда была на его стороне. Кроме того, как только он вспоминал о своих «лучших друзьях», глаза застилало таким алым жгучим туманом, с каким люди идут на преднамеренное убийство.
Сидя дома за компьютером, Андрей никак не мог сосредоточиться на программе, которую составлял, потому что одновременно пытался проанализировать, как он, такой развитый интеллектуал, всегда с ходу отличающий настоящее от подделки, мог купиться на «Аль Капоне» и посиделки за коньяком в вульгарном «Посейдоне»? Результаты анализа были неутешительными.
С некоторых пор он, выглядывая из-за маминого не слишком широкого плеча, стал замечать: его одноклассники живут совсем другой жизнью. Они кучкуются большими шумными компаниями: парни и девчонки. У них совершенно другие интересы, непонятные ему, а потому манящие. Они ходят в какие-то походы с костром и гитарами, ездят все вместе на концерты поп-звезд. Ребята даже спортивные куртки носят с каким-то особым шиком и потрясно шнуруют кроссовки. Они все время обмениваются дисками, кассетами, о чем-то друг с другом договариваются и, как казалось Андрею, стоят друг за друга горой.
И маменькиному сыночку Корзуну захотелось попробовать этой другой жизни, которой он не знал и которая, возможно, интересней и содержательней, чем его собственная. Захотелось крепкой мужской дружбы, о которой сложены легенды и написаны книги; в братстве одноклассников ему почудилось что-то чуть ли не мифологическое и от него ускользающее.
И что оказалось? Оказалось, что все врут: и книги, и родители! Дружба его одноклассников круто замешена на куреве, алкоголе и сексе или убогих и одновременно страшных поползновениях на секс. На кой хрен ему, у которого и так все есть, такие друзья? Не было их раньше – не надо и теперь! Возможно, они у него появятся потом, когда он поступит в «универ» или когда будет работать в компьютерной фирме, куда его уже сейчас настойчиво приглашают. Друзья должны иметь общие интересы, общую работу, а не курилку на школьном крыльце и не вонючий «Посейдон» со «Сковородкой». Как жаль, что ему пришлось заплатить за понимание этих простых истин такую страшную цену! Ведь все лежало на поверхности! Чем у него были занавешены глаза?!!
Машка… Простит ли его Машка? Он бы не простил… Но если она не простит, то все вообще теряет всякий смысл. Теперь, когда с матерью у него нет такой близкой связи, как раньше, у него оставалась только одна Машка. Машка – единственная, глаза которой никогда не врут! Нет… Она должна простить… Она сама говорила, что они рождены друг для друга и что-то такое о Книге Судеб. Про Книгу Судеб он, конечно, ничего не знает, но жить без этой тоненькой девушки с чистыми глазами он совершенно не в состоянии. Она действительно вошла прямо в его душу чуть ли не с рождения. Он ни разу не посмотрел вслед ни одной другой юной красавице. Для него всегда существовала только она одна – Маша Кудрявцева. И это ее он так бессовестно предал!
Андрей обрубил недоделанную программу, выскочил из дома и помчался к девушке. Они должны немедленно поговорить. Он вымолит у Маши прощение. Даже если дома окажется тетя Вера и попытается выставить его из своей квартиры, сегодня у нее ничего не получится!
На полпути к дому Кудрявцевых, между двумя веселенькими дощатыми домиками детского городка, Андрей натолкнулся на своих бывших «лучших друзей», а ныне – заклятых врагов – Немоляева и Зарудина.
– Куда спешишь, Ромео? – с большой иронией в голосе спросил Зарудин. – Не на заказное ли убийство?
– Ну что ты, Эдик, – с не меньшей иронией в голосе подхватил Немоляев. – Корзуну некогда! Он сначала свою Машку оприходует, а потом… – Денис посмотрел холодными колкими глазами куда-то в переносицу Андрея и закончил: – а потом к мамаше вернется! Инцестник с пистолетом Макарова за пазухой!
Андрей опять почувствовал, как глаза заливает алой горячей пеленой ненависти. Он еще намеревался сдержать себя, потому что сейчас гораздо важнее было переговорить с Машей, но Немоляев спросил своего дружка:
– Как думаешь, Эдик, может, папашке-Корзуну доложить, чем сынок с мамашкой занимаются в его отсутствие?
Зарудин не успел ответить, потому что Андрей молниеносным выпадом ударил Дениса под челюсть. В нем, никогда не дравшемся ранее, будто пробудились дикие инстинкты далеких предков. Он повалил Немоляева на землю. Конечно, с ним, раненным в плечо, справиться было довольно просто, и Андрей, заметив, как побелело лицо Дениса, переключился на Зарудина. Немоляев с перекошенным от боли ртом сидел на земле детского городка, опять зажав свое плечо, и с ужасом смотрел, как Андрей борется с Зарудиным не на жизнь, а на смерть.
– Идиот! Ты же его убьешь! – выкрикнул он Андрею, как мог громко, когда увидел, что лицо Эдика заливает кровь из разбитых брови, носа, губы.
Корзун, тяжело дыша, остановился, глядя на поверженных врагов.
– Я… я вас еще раз предупреждаю, – хрипло сказал он. – Если вы только посмеете… хоть словом, хоть намеком помянуть мою мать и Машу, я вас… пристрелю… из настоящего «макарова»… И не дай вам бог тронуть мою Машку… хоть пальцем… Лучше вам этого не делать, парни… Клянусь, пожалеете… Я выбиваю с двадцати шагов десять из десяти…
Ответа Андрею не было. И Немоляев и Зарудин поняли, что этого шизоида трогать не стоит. Хлопот не оберешься. Лучше игнорировать его, как раньше. Кому он нужен, этот извращенец-инцестник! С первого класса с мамашей за ручку ходит! Гульнули за его счет пару раз – и хватит. Да и Машильда его не Голливуд. Так себе деваха… И получше найдутся, и посговорчивей…
– Что с тобой? – выкрикнула Маша, открыв дверь квартиры и увидев на пороге Корзуна. – Ты весь в крови!
– Тише ты… – прошипел Андрей.
Маша втащила его в коридор, захлопнула дверь и принялась ощупывать лицо и тело:
– Что? Где болит? Кто? Зачем? Они? Немоляев? Зарудин?
