– Спасибо, Николай Кузьмич, – Тыльнер встал, – за вторжение позднее не обессудьте, служба у нас такая.
– Так не пойдет, товарищ Тыльнер. Это как же, ночью пришли, натоптали и ушли. Не по-нашему, замоскворецкому. Прошу к столу, закусить, чем Бог послал.
– Спасибо, – Тыльнер поклонился, – мы на службе.
– Да какая там служба к ночи. Люба. Запирай дверь, неси на стол. Народ пришел голодный, пусть отведает замоскворецких пельменей.
Оперативники молящее посмотрели на Тыльнера.
Он глянул на них, усмехнулся.
– Уговорил, Николай Кузьмич.
– Тогда, снимайте обмундировку и к столу, – Шишкин подошел к буфету и вынул две бутылки коньяку, поставил на стол.
– Служба службой, но по рюмке с морозца надо принять.
Дача в Сокольниках
Под потолком горела керосиновая лампа с зеленым абажуром и разноцветными стеклянными висюльками.
Окна дачи покрылись морозным узором, пощелкивали дрова в печтке-голандке.
Княжна Ольга, закутавшись в оренбургский платом, сидела в кресле и курила папиросу, вставленную в длинный черный мундштук.
Полковник Прилуков шагал по комнате.
– Княжна, неужели Вы не понимаете, в какую нелепую авантюру ввязались?
Ольга молча курила, слушала.
– Ваш брат собирал драгоценности для спасения Николая Александровича. Вы вложили в это мероприятие все, что отставила Вам покойная матушка. Светится ее память. Брата убили, ценности исчезли. По салонам ранней эмиграции, те, кто ушел сразу после революции и большевистского переворота поползли слухи, что Ваша семья присвоила собранное. Так?
– Да, полковник, и это было невыносимо. Задели честь моего покойного брата, мою, всей семьи.
– Знаете, в чем Ваша ошибка, княжна?
– Нет.
– Вы и Ваши друзья покинули Россию до Гражданской войны. Вам всем удалось перевести в Швецию капиталы, вывезти ценности и даже антиквариат. Вы ходили на яхтах, по неведомым фьордам, играли в теннис, ездили на лошадях. А в это время люди дрались и гибли. Если бы Ваши молодые люди прошли школу братоубийственной войны, возможно, Вы бы не попали в такое катастрофическое положение.
– Вы преувеличиваете, Константин Валентинович, никакой катастрофы нет.
– Позвольте, княжна, я закурю?
Прилуков сел к столу, достал портсигар, щелкнул зажигалкой.
Помолчали.
– Вы на грани провала. Один из Ваших друзей погиб, второй в ЧК.
– Они ничего не скажет.
– Не уверен. Он слишком молод и неопытен, слишком слаб. Для того, чтобы найти ценности, Вы должны были легализоваться и осесть в Москве, устроиться на работу.
– Пойти пишбарышней к большевикам?
– Да, княжна. А вместо этого Вы придумали историю с французской бандой. Зачем?
– Мы думали отвести от нас внимание чекистов.
– Господи, если Вы шли на такое дело, неужели нельзя было найти опытных, битых, стреляных людей. Профессионалов, бывших контрразведчиков.
– Я хотела сама искупить вину своей семьи, и со мной пошли пятеро честных людей.
– Пятеро влюбленных.
– Пусть так. Но помысли их были чисты.
– Особенно когда они раздевали людей на улицах, – зло усмехнулся Прилуков. – Вы уходите со мной?
– Нет.
– Хорошо. Тогда напишите мне письмо, что Вы отказались от моих услуг и получили валюту. Я буду просить, княжна, Вашего разрешения пробыть здесь до утра, а то ночью трудно добираться до города.
Медвежатник Веденяпин
Медвежатник Веденяпин и представитель исполкома осматривали механические мастерские.
Веденяпин ходил по маленькому цеху, внимательно рассматривал токарный станок, щупал пальцами пересохшие ремни трансмиссии, крутил ржавую ручку тесков.
– Ну что, Алексей Гаврилович, нравится мастерская? – спросил человек из исполкома.
– Нравится, даже очень.
– Тогда приступайте. Сколько рабочих мест району дадите?
Веденяпин задумался, начал загибать пальцы.
– Мне четыре квалифицированных слесарей нужно, одного подсобника. И того – пять мест.
– Наше условие – Вы должны взять одного ученика.
– Ну что ж, раз власть советская требует, мы, люди мастеровые, всегда пожалуйста.
– Хорошо иметь дело с сознательным товарищем, – он хлопнул Веденяпина по плечу, потом достал из своего необъятного портфеля папку с тесемочками. – Держите, здесь все документы: лицензия, договор аренды, квитанция об уплате аренды и налога. Ну что ж, товарищ владелец, оставайтесь на своем производстве, а я пойду, дел много.
– Да не владелец я, товарищ Гальперин, я мастер, так и напишите меня во всех документах.
– Вот это по-нашему, по-советски. Ну, бывайте.
Веденяпин остался один.
Он подошел к токарному станку, включил рубильник. Станок скрипнул, словно ахнул, захлопала провисшая трансмиссия, станок натужно заработал.
Веденяпин вырубил рубильник и пошел к выходу.
Он обошел мастерскую, поправил фанерку на окнах, похлопал по проржавевшей водосточной трубе, закурил и пошел к трамвайной остановке.
Внезапно обернулся и увидел дом под цинковой крышей, крашеные стены, стекло окон.
Видение вспыхнуло на секунду и погасло.
Веденяпин закурил и долго смотрел на здание мастерских.
Арнаутов и Прилуков
Артанутов проснулся, когда часы в гостиной пробили два раза.
Сквозь задвинутые портьеры пробивался слабый свет зимнего дня.
Арнаутов сбросил одеяло, сел на диване.
