зубьев вил. Игру в «перетягивание каната» Конан проиграл, лишившись своего грозного оружия и в отместку запустив в замешкавшегося главаря пустым ведром.
Цель-то он поразил, но торжествовал недолго – кто-то прыгнул ему на спину, умелым движением набросив удавку из тонкого ремешка. Друзья учили мальчика с Полуночи, как справляться с такой бедой, но их наставления мгновенно забылись, и Конан попросту попытался ударить висящего сзади душителя о стенку стойла.
Разумеется, та сломалась, и противники яростно забарахтались среди обломков подгнивших досок, тюков преющей соломы и кучи старых попон. Удавка, спасибо Небесам, ослабла и свалилась, но в полумраке киммериец никак не мог отыскать своего недруга, сумевшего затаиться. Мелькнул желтый луч фонаря – один из конокрадов догадался осветить стойло, причем сделал это настолько удачно, что Конан оказался в луче света и на миг ослеп.
– Вон он! – приглушенно взвизгнул предводитель. – Хватайте мальчишку!
Засим последовал внезапный оглушительный грохот, перемежаемый яростным ржанием, воплями боли, улюлюканьем и шипением, напоминавшим боевой клич разъяренной рыси из Эйглофиатских гор. Свет погас и снова вспыхнул, но теперь уже не от тусклой лампы, а от выписывающего в воздухе круги факела. В метнувшегося к центральному проходу Конана с размаху врезался кто-то бегущий, и варвар, недолго думая, приложил неизвестного головой о край каменной лошадиной поилки.
Раздался глухой вскрик, ставший последним в этой ночной неразберихе. Киммериец на всякий случай подождал еще немного. Ничего не происходило, только рядом время от времени печально постанывали. Отсветы факела стали ближе, поблизости задвигалось нечто большое, шумно пыхтящее и фыркающее, что могло быть только Огненным Фениксом.
– Великая битва при конюшне, – проговорил слегка дрожащий голос Диери. – Феникс, умница, поди сюда… Не надо больше его пинать! Хватит, я сказала! Конан, где ты?
– Здесь, неподалеку, – варвар огляделся. Деянира поступила весьма разумно, в разгар схватки открыв дверь загона Феникса и выпустив коня наружу, дабы тот во всей красе показал свое умение кусаться, лягаться и портить жизнь людям. Жеребец не обманул возложенных на него ожиданий: по конюшне валялись разбросанные там и тут тела нападавших, слабо шевелившихся и даже не пытавшихся удрать.
– Ищи веревку, – деловито распорядился Конан. Диери молча протянула ему заранее приготовленный моток тонкой бечевки и отправилась улещивать Феникса, проникшегося сильной неприязнью к предводителю шайки. Конь с бдительным видом расхаживал вокруг упавшего человека и при малейшем движении придавливал сверху копытом.
– Я его знаю, – уверенно заявила девушка, когда главарь конокрадов был тщательно связан по рукам и ногам, а киммериец сдернул с его лица невзрачную тряпицу. – Это Акцель, его еще зовут Счастливой Подковой. Говорят, он в прошлом году свел лучшего жеребца у коринфского наместника!
Акцель с ненавистью глянул на стоявших над ним молодых людей и рыжего саглави, открыл рот, собираясь что-то сказать… И не сумел издать ни звука, потому что Конан свернул из его бывшей маски затычку, надежно преградившую путь любым возражениям бывшего удачливого похитителя лошадей.
Злоумышленников шеренгой разложили вдоль прохода конюшен, отчего они стали напоминать засунутых в мешки и приготовленных к отправке на кухню поросят. Киммериец опасался, что попытка нападения повторится, но до конца ночи так никто и не появился.
Утром конюшню навестил лично Рекифес при свите помощников, заместителей и начальников караулов. Узрев результаты ночного побоища, восхищенно присвистнул, но встревожился, заметив пустое стойло.
– Где конь?
Огненный Феникс, прилегший отдохнуть на пол, лениво встал и издал короткое сердитое ржание. Дознаватель облегченно вздохнул и сверху вниз глянул на окончательно пришедшего в сознание и потому безнадежно угрюмого Акцеля.
– Какая встреча! Акцель-Подковка собственной персоной! Волоките его ко мне, нас ждет душевнейшая беседа о красотах Коринфии и достоинствах тамошних несравненных скакунов… Конан, ты мне тоже понадобишься. Эй, что здесь делает девица?
Взгляды присутствующих устремились на оробевшую Диери, немедленно скрывшуюся в стойле Феникса.
– Ее зовут Деянира Эйтола и она моя знакомая, – поспешил на выручку Конан. – Она знает толк в лошадях и будет присматривать за Фениксом, пока не вернется его хозяин.
– Да? – с сомнением переспросил Рекифес. – Ты уверен, что твоя… э-э… знакомая поладит с этим кусачим чудовищем?
– Поладит, – заверил высокое начальство киммериец.
У Рекифеса Конан проторчал почти до полудня и при первой возможности сбежал обратно на конюшню. Диери яростно отскребала жесткой щеткой рыжую шерсть Феникса, Шетаси, которому уже пора было вернуться, она не видела и никакие посланцы от достопочтенного Наставника не приходили.
Киммериец велел себе набраться терпения. У уль-Айяза могла иметься тысяча причин задержаться. Может, он вышел на след преступников?
Солнце неспешно ползло по небу, склоняясь к горизонту. Сыскная Управа жила своей жизнью, Диери с помощью Конана вывела Феникса прогуляться по двору – жеребец прихрамывал, но уже не так сильно, как после скачек – приближался вечер, а Шетаси уль-Айяз по-прежнему не появлялся.
Смутное беспокойство Конана начинало перерастать в настоящую тревогу.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Согласно духу Закона
Благотворительный приют для малоимущих, что скромно приткнулся в углу двора митрианской обители, весь пропах каким-то резким и кислым запахом, от которого неудержимо тянуло как следует чихнуть. Приют вроде не бедствовал, однако даже недолгое пребывание в нем наводило на мысли о том, что душевспомогательная затея монахов с самого начала обречена на провал. Слишком мало лекарей и слишком много увечных и калечных, коих за отсутствием места размещали прямо в коридорах, на пожертвованных прихожанами Обители драных циновках.
Шетаси уль-Айязу, впрочем, удалось избежать общей участи. Старшему письмоводителю Сыскной Управы отвели отдельную комнатку с видом на чахлый садик, но, похоже, это его совсем не радовало. Он паршиво себя чувствовал, смотрел на мир с отвращением и брюзжал больше обычного.
Конан примчался в Приют ближе к закату, сразу после того, как в Управе объявился мальчишка, заявлявший, будто у него имеется весточка для служащего здесь парня-варвара, чье языколомное прозвище он позабыл. Юнец выклянчил горсть медных суффи, после чего с видом крайнего одолжения изрек порученное ему известие: мол, некий уль-Айяз находится в Приюте Страждущих на улице Ликар и желает как можно скорее узреть своего подчиненного. Так что ноги в руки и бегом!
Последнее малолетний вестник наверняка добавил от себя, увернулся от затрещины и смылся, довольно ухмыляясь.
– Вот и нашелся твой Наставник, – с облечением сказала Диери. – Только каким образом он умудрился загреметь в Приют? Туда обычно привозят тех, кого подбирают в бессознательном состоянии на улицах, болезных нищебродов и прочих страдальцев с пустыми карманами.
– Вернусь и все расскажу, – пообещал киммериец.
– …Дурацкая история вышла, – скрипуче говорил почтеннейший уль-Айяз, уныло созерцая каменную стенку напротив, украшенную выцветшим ковриком. Речь старого сыскаря звучала слегка невнятно, причиной чему служила пара утраченных зубов и легкая затуманенность разума, вызванная уймой успокоительных снадобий. – Давненько уже со мной ничего подобного не случалось. Все из-за тебя, между прочим!
Конан согласно поддакивал, с тоской понимая, что в ближайшие седмицы уль-Айяз из Приюта не выйдет, а ежели и выйдет, то прямиком отправится домой, не в Управу. Варвар специально расспросил лекаря, пользующего Наставника. Бритоголовый монах пожал плечами, въедливо перечислил количество сломанных костей достопочтенного Шетаси и многозначительно добавил, что молодому человеку стоило бы отблагодарить Подателя Жизни за то, что его старший друг вообще остался в живых.
Намек Конан отлично понял. Пересчитал оставшееся в кошеле серебро и решительно высыпал половину
