Пока Егор был на кухне, Коваль добралась до зеркала и ужаснулась – вид у нее был, как у проститутки после «субботника» с ее быками – глаза ввалились, вокруг них – чернота, лицо безумное, волосы висят сосульками. Кошмар! Вернувшийся муж обнял ее сзади, положил на плечо голову и страстно прошептал на ухо:
– Ты самая прекрасная женщина, любимая моя. Я люблю тебя, с ума схожу, исполню любое желание…
Она спала почти сутки, приходя в себя после любовного марафона, даже не вставая поесть – сил не было. Приехавший Розан, глядя на ее бледное лицо с огромными синими кругами вокруг глаз, улучил момент, когда Егор вышел из каминной, и просто скорчился от смеха:
– Ха-ха-ха, Коваль! Вот не знал, что Малыш такой жеребец! Смотри, насмерть замучает, если ты его не приструнишь!
Она только отмахнулась, улыбаясь:
– Пусть, лишь бы ему хорошо было!
– За что ж ты любишь-то его так, скажи? – спросил вдруг Розан тихо и серьезно.
– Просто за то, что он есть, за то, что мой.
– Ты, дорогая, хоть бы делами поинтересовалась!
– Я ж тебе, Серега, доверяю.
– Я заказал оборудование для казино, бумаги подпиши.
– Оставь, посмотрю. А про Самсона – ничего? – понизив голос, спросила Коваль, которую этот вопрос волновал куда сильнее, чем собираемая с подкрышных коммерсов дань или прибыли от казино и клубов. От этого зависело ее спокойствие и безопасность ее мужа, а это куда более ценные вещи.
– Пока нет. Малыш знает, кто его?
– Нет. И не узнает, – жестко произнесла она, давая понять, что этот вопрос больше не обсуждается.
Вернулся из кухни Егор, принеся жене чашку кофе и сигареты. Розан начал прощаться, ехидно поглядывая в Маринину сторону, но та сделала вид, что не замечает. Егор недоуменно спросил:
– Что это с твоим Розаном?
– Шок и удивление. Это ведь только ты не видишь, во что меня превратил, а Розан не слепой.
– По-моему, он просто завидует.
– Тебе или мне?
Егор захохотал, обняв ее. Возможно, на подобные проявления чувств его подталкивало желание безраздельно владеть этой женщиной, подчинять ее себе и видеть, что она безропотно идет на это. Такая неуправляемая и взбалмошная в жизни, в постели Коваль становилась совершенно другой, она не любила главенствовать, а с удовольствием отдавала свое невероятно желанное тело во власть мужа, выполняя любые его просьбы и причуды. Только там Егор чувствовал себя ее хозяином. В остальное время жена не подчинялась никому, наоборот – от одного только взгляда этой женщины бледнели многие уверенные в себе мужики, а толпа отморозков с уголовным прошлым, именуемая бригадой, беспрекословно подчинялась и делала все, что говорила Наковальня. И только он, Егор Малышев, знал, какая она на самом деле нежная, ласковая и желанная…
Врачи запретили на какое-то время Егору работать, и он не ездил в офис, принимая все бумаги по факсу тайком от жены. Марина, конечно, это знала, но молчала, понимая, что дела в корпорации и так идут не очень-то. У нее самой их было не меньше, дел-то, она бывала дома только по вечерам, и Егор встречал ее так, словно отсутствие любимой было по меньшей мере недельным. Коваль в кои-то веки не ездила на разборки, не наводила дисциплину в бригаде железной рукой – Розан освободил ее от этого, оставив только бумажки по «Империи удачи».
– А то ты в последнее время жестокая стала, пацаны бояться начали, – шутил он. – Такая красивая женщина – и замашки мясника!
– Ты решил воспитать из меня нежную курсистку, падающую в обморок от слова «дура»? – смеялась Марина.
– Ага, упадешь ты в обморок от этого слова, как же! Матом кроешь, словно десять пасок отсидела! Самой-то страшно не бывает, назад не оглядываешься?
– Я, Серега, стараюсь этого не делать. Жить сегодня надо, ведь завтра может и не наступить при нашей с тобой жизни. Не хочу вспоминать то, что было в прошлом, иначе могу с ума сойти. Ты и сам ведь знаешь, – они сидели вдвоем в ее кабинете в офисе «Империи», и Розана вдруг потянуло на задушевные разговоры:
– Я, Коваль, зауважал тебя, когда ты против Мастифа поперла, когда к Черепу уехала, – сказал он, закуривая. – Не испугалась, что с тобой могут сделать.
– Серега, вот за это самое я виню себя до сих пор. Если бы я вообще не приблизилась к Черепу, он был бы жив. Это я убила его, я и мое тело, державшее его тисками. Я позволила Олегу взять то, на что и сама-то прав не имела, как оказалось. Ты же помнишь, для чего я нужна была пахану? Мне просто повезло, что Олег оказался рядом, научил, что и как, да еще – что первым, с кем мне пришлось оказаться в постели по приказу, был Малыш, – Коваль замолчала, прикурила сигарету. До сих пор воспоминания причиняли боль, это было страшное время, с которого она и начала подниматься по лестнице, могущей в любой момент рухнуть. Но именно та пора подарила ей Егора.
– Слушай, Розан, что-то мы с тобой стали слишком глубоко рыть, надоело, хватит!
– Да никто и не рыл, – пожал плечами Серега.
На этом «вечер воспоминаний» закончился, и Розан повез хозяйку обедать в «Стеклянный шар». Японская кухня мирила ее с тяготами жизни, это совсем не то, что, например, налопаться пиццы в итальянской пиццерии или капусты со свиной ножкой – в немецкой пивной. Это требовало неторопливого наслаждения, созерцания, внимательного взгляда внутрь себя, словно прислушиваешься к ощущениям. Коваль часами могла сидеть в татами-рум, расслабляясь и получая удовольствие, сравнимое разве что с хорошим сексом, который дарил ей Егор…
Сегодня весь кайф поломала Ветка, позвонившая на мобильный.
– Мне нужно срочно тебя увидеть! – заорала она, даже не здороваясь. – Я умоляю тебя – это срочно!
– Приезжай, я сижу в «Шаре», скажешь мэтру, что ко мне, он проводит, – неохотно отозвалась Марина – перспектива разгребать какие-то Веткины проблемы сегодня не улыбалась, она собиралась пораньше закончить все дела и побыть вдвоем с мужем, а теперь придется немного отложить этот приятный момент.
Ветка прилетела минут через сорок, вся какая-то вздернутая, без косметики и кое-как одетая, плюхнулась рядом с Мариной, выхватив из-под руки чашечку с сакэ и опустошая одним глотком.
– Фу, гадость какая! – сморщилась она. – Тут водки нет, что ли?
– Это тебе не пельменная, а японский ресторан! – слегка обиделась Коваль, очень трепетно относившаяся к своему любимому детищу и любимой кухне.
– Да иди ты, Коваль, со своими выпендрючками – японский, китайский! – отмахнулась Ветка.
– Розан, водки принеси ей, – попросила Марина, понимая, что иначе она не расслабится.
– Я официант, что ли? – возмутился он, но встал и ушел.
Ветка курила, прищурив глаза и барабаня пальцами по столу, Коваль ни о чем не спрашивала – надо будет, сама все выложит, тянуть по слову клещами не собиралась. Наконец вернулся Розан с бутылкой клюквенной «Финляндии». Ветка вырвала ее у него из рук и, одну за другой, быстро влила в себя две рюмки, даже не морщась.
– Ого! – оценил Розан. – Нормальный ход, если так пойдет и дальше, то и Коваль переплюнешь!
– Уйди, а? – скривилась Ветка.
– С какой балды? – удивился он.
– А с такой! Не мешай бабам о бабском поговорить!
– Что, переспать не с кем? Так позови – я вот он! – нахально предложил Серега, облапив ее и впиваясь в тонкую шейку, открытую расстегнутым воротничком блузки.
– Розан! – предостерегающе начала Марина, но Ветка уже завелась, сбрасывая его руку.
– Ты?! – произнесла она возмущенно и брезгливо, наливая себе еще рюмку. – Да на что ты годен,
