– Чего салон? – переспросила Коваль, удивленная таким поворотом.
– Есть такое древнее китайское учение о гармонии и счастье. Я много прочла об этом в клинике, это очень интересно. Потом тебе расскажу.
– И ты хочешь заняться этим? Не вопрос – денег у тебя больше чем достаточно, – спокойно сказала Марина, – и тратить их ты имеешь полное право. Такие женщины, как ты, не должны торчать в очередях, таская на себе неподъемные авоськи с рынка, не должны носить китайских шмоток, линяющих от соприкосновения с кожей, не должны уродовать свое лицо дешевой косметикой и поддельной туалетной водой. Усекла?
В ответ та только рассмеялась и укоризненно спросила:
– А ты не думаешь, что любая женщина недостойна такой жизни, о которой ты говоришь сейчас?
– Вета, каждый человек волен решать сам, как ему жить. Мне нет дела до остальных, зато я четко знаю о себе: я заслужила все то, чем владею, я отдала за это слишком много, заплатила высокую цену. Я могла всю жизнь горбатиться в больничке за три копейки, как делают это мои однокурсники, могла жить черт знает как и с кем, но я всегда знала, что я достойна чего-то другого, лучшего. И я добилась, наплевав на мораль и угрызения совести, и меня не мучают страшные сны по ночам. А те, кого мне пришлось потеснить, не являются ко мне в кошмарах, потому что и сами они были далеко не лучшими представителями человеческого рода. – Коваль ожесточенно смотрела на подругу, словно Ветка обвиняла ее в том, что она – это она. – И запомни – никто никогда не будет обвинять меня. У вас просто нет на это права.
– Коваль, да у тебя крыша поехала – кто тебя обвиняет, я, что ли? Можно подумать, что у меня в шкафу нет скелета! – фыркнула Виола. – По-моему, единственный человек, который тебя обвиняет в чем-то, – это ты сама. Хохол, ведь я права? – обратилась она за поддержкой к телохранителю, и тот спокойно сказал:
– Я не гружусь по этому поводу, для меня все, что говорит и делает Коваль, закон, который не обсуждают.
– Спасибо, поддержал! – укоризненно качнула головой Ветка. – Я же не про то. Она гложет себя, доказывает что-то самой себе, словно пытается заговорить свою боль. Ведь душа-то болит, а, Коваль?
– За что?
– Да за все. Тебе жаль себя ту, которой ты была до всего этого.
– Возможно, ты и права, Ветка. Но теперь уже поздно об этом, ничего не вернется. А поехали в кабак? – внезапно предложила Марина. – Что-то хреново мне. Давай в «Латину», Юра.
– Не рановато? – укоризненно спросил Хохол. – Белый день на дворе, опять нарежешься, Малыш орать будет.
– Пусть. В конце концов, он, как ни крути, тоже мой «подкрышный» коммерс, а я их не жалую! – развеселилась Коваль окончательно, и вслед за ней залилась смехом и Ветка.
В полутемном зале «Латины» сидело несколько человек, пили кофе, разговаривали – обычный день, люди заскочили перекусить и чуть-чуть расслабиться посреди рабочего дня. На сцене Карлос разучивал какие-то шаги с новой парой танцоров, но, когда вошла Коваль, сразу спрыгнул в зал и направился к ней.
– Обалдеть – это кто же к нам приехал? Неужели моя любимая партнерша?
– Руки! – рявкнул из-за Марининой спины Хохол, видя, что танцор обнял хозяйку за талию.
– Расслабься, – небрежно кинула Марина. – Это мой учитель танцев. Хочешь, я покажу тебе нечто такое, чего ты от меня не ожидаешь?
– Все, на что ты способна, я хорошо знаю, – пробурчал телохранитель, но покорно сел за стол вместе с Веткой.
Коваль же, не став даже переодеваться, вскочила на сцену и поманила пальцем Карлоса:
– Не заставляй женщину ждать себя, дорогой, это может плохо кончи… – договорить она не успела – раздавшийся выстрел прервал речь на полуслове, а острая боль в спине заглушила все мысли и эмоции. Она упала на сцену, заливая паркет кровью, к ней из-за стола бежала Ветка, в углу Хохол опускал свой кулачище на чью-то голову, из-за двери показалась остальная охрана. Карлос озирался растерянно, не понимая, что произошло. Хохол швырнул под ноги подбежавшим к нему Лехе и Данилу окровавленного парня и бросился к лежащей навзничь Марине:
– Коваль, как ты? – он приподнял ее голову, но Коваль застонала от боли, и тогда Хохол заорал: – «Скорую» вызовите!
Он снял с пояса ее джинсов телефон и стал набирать номер, но Марина, догадавшись, кому он звонит, процедила:
– Не смей звонить Егору! Со мной все нормально.
– Да ни хрена не нормально все с тобой! – рявкнул он, но трубку отложил. – Если не доперло еще, то в тебя только что шмальнули из «стечкина» с глушаком!
– Я это почувствовала, как никто, – усмехнулась Коваль сквозь слезы – боль была адская, но страшнее этого было то, что она совершенно не чувствовала собственных ног… Ничего себе – потанцевала!
Ветка склонилась над подругой, убирая растрепавшиеся волосы, и плакала, роняя слезы прямо на Маринино лицо.
– Перестань, истеричка! – приказала та. – Я еще не умираю.
Приехала бригада врачей, долго разглядывали Марину, и она не выдержала, заорала, сорвавшись:
– Что?! Первый раз видите огнестрельное ранение?! Сделайте что-нибудь, я сейчас от боли рехнусь!
Марину переложили на носилки, унесли в машину и только там сделали укол анальгина – равносильно тому, что доктор просто подул бы на рану. Хохол, недовольно наблюдавший за процессом, грозно спросил у старшего:
– Это что – все?
– А что я сделаю?
– Да ты хоть знаешь, кто это?
– Мне нет разницы, кто, – отрезал доктор, и тогда Хохол одной рукой приподнял его за шиворот, а другой сунул в карман халата сто баксов, зловеще прошипев:
– Если только стон от нее услышу, вас троих не соберет по частям и сотня профессоров, ты понял, лепила?! Делай нормальные уколы, я сказал! Я знаю, что у тебя есть наркотики.
За сотку дело пошло веселее, добрый доктор лил промедол в вену рекой, боль отступила, но ног Коваль все равно не чувствовала.
Прямо из приемного ее повезли в операционную, где она и отключилась благополучно, усыпленная калипсолом.
И никто уже не мог сказать наперед, чем закончится очередная авантюра, в которую влипла неугомонная Коваль.
Когда же наконец через шесть часов из операционной вышел седой хирург, на ходу сдирая маску, по его лицу было понятно, что ничего хорошего уже не произойдет. Окинув взглядом стоящих перед ним Хохла, Ветку и примчавшегося Егора, он только обреченно махнул рукой и пошел к себе в кабинет тяжелыми шагами человека, сделавшего все возможное.
Часть 3
Леди в кресле
– Черт тебя дери, можно аккуратнее?
Крик рвался из груди непроизвольно, сам по себе, но терпеть было и правда невыносимо, поэтому Марина и не стеснялась особо. Массажист Костя затрясся, прекрасно зная, что сейчас произойдет – ворвется здоровенный амбал и схватит его за руку, выворачивая ее за спину так, что в глазах потемнеет. Не в первый раз…
Ожидания массажиста оправдались – Хохол вбежал в комнату и кинулся к лежащей на высоком столе хозяйке:
– Марина, что?
– Рабочий момент, – скривилась она, – можешь идти.
Эта вакханалия тянулась третий месяц, все лето пошло прахом из-за ранения в позвоночник,
