видеть ее.
– Ее муж умер, а этот козел ей больше никто! – отрезал Женька, не выпуская Веткин локоть. – Запомни: увижу его здесь – грохну, и тебя вместе с ним!
– Да прекрати ты истерику, придурок! Все боишься, что Маринка выберет его, а не тебя? Оно так и будет, можешь мне поверить, я знаю ее лучше и дольше, чем ты! Нет человека, способного заменить ей Егора, и ты тоже не исключение!
– Не в том дело, я и без тебя это знаю. Он ее кинул, причем дважды! Такое не прощают, за это можно и на пику залететь! Смотри, я тебя предупредил – не доводи до греха!
Отшвырнув Ветку к стене, Женька вышел из палаты. Ветка потерла ушибленное о стену плечо и тихонько выматерилась в адрес Хохла:
– ...твою мать, урод беспонтовый! Отелло хренов! Все равно по-своему сделаю! – Она вынула из сумочки телефон и быстренько защелкала кнопками: – Алло, Юрий Григорьевич? Да, Малыш, это Виола. Да, я здесь, Хохол свалил вроде, но времени мало, так что давай скоренько, чтобы проблем не возникло, мне они тоже не нужны. Все, жду.
Марина молча смотрела на ведьму широко распахнутыми глазами и понимала, что та задумала. Сейчас сюда приедет Егор. И не дай бог в это время вернуться Хохлу, потому что страшно представить, что произойдет в результате этой встречи. Ветка же времени даром не теряла, умыла подругу, сменила ей рубашку на изумрудно-зеленую, затолкала черную в пакет, потом достала косметичку и вопросительно уставилась на Марину:
– Ну, попробуем? – Та отрицательно мотнула головой – зачем, все равно лучше не станет, может, только хуже... – Как хочешь. Но я бы на твоем месте немного подкрасилась, ты такая бледная... Слушай, а племянник у тебя такой интересный мальчик, просто прелесть! Я тут с ним пару раз кофе попила, он мне так понравился, жаль, что молодой. Но умный – жуть! Вот погоди, разрешат к тебе посетителей пускать, я его приведу, он все время беспокоится, как ты тут, что ты. Да и отец твой приехал вчера, но его тоже не пускают. А Малыш сам меня нашел, ты не думай, я ничего... Позвонил и попросил, чтобы помогла ему тебя увидеть. Твой зверь ведь запретил ему даже приближаться к больнице, всю охрану обеспечил его фотками...
Пока она болтала, Коваль все думала, как бы дать ей понять, чтобы зеркало поднесла, оно лежало на тумбочке, Марина его видела, но дотянуться не могла. Видимо, Ветка поняла, потому что взяла его и пристроила на уровне Марининых глаз:
– Посмотри, ты неплохо выглядишь, если учесть, что три недели назад у тебя в мозгах немного покопались. Не переживай, дорогая, все наладится, ведь не впервой! Помнишь, как после ранения лежала? Ведь целый месяц тогда ты в себя не приходила, врачи вообще говорили, что не выживешь. А здесь все проще, прооперировали хорошо, все в порядке. Полежишь немного, выпишут...
Марине, разумеется, ее оптимизм был чужд – она видела свое отражение и понимала, что далеко не все так радужно, как рисует это Веточка. Коваль сильно похудела, осунулась, глаза провалились, нос заострился, кожа стала серого оттенка... Красотуля, чего там скрывать!
– Все, я смотрю, ты расстроилась, – сказала Ветка, отбирая у нее зеркало. – Не стоит, дорогая, это пройдет, ты ведь знаешь. И с волосами тоже проблем не будет. А мужикам твоим вообще все равно, по- моему, как ты выглядишь, лишь бы была. Хохол сдурел совершенно, вообще не отходит, похудел килограммов на десять, вымотался, а домой не едет, боится тебя оставить. Я тут пять дней назад приезжаю, захожу, а он головой тебе в ноги уткнулся и плачет. Я обалдела, подхожу, мол, ты чего, Хохол, случилось что-то? А он – боюсь, говорит, что не будет она такой, как раньше была, а жить не сможет, не захочет висеть на моих руках, мол, в прошлый раз еще просила, чтобы помог... Влюбился, дурак, теперь мучается.
Марина была согласна с ней – если бы их с Хохлом отношения развивались в другой плоскости, ему было бы намного легче жить. Но он любил ее, боялся потерять и страдал от этого.
Пока они с Веткой общались в одностороннем порядке, дверь тихонько приоткрылась, и на пороге возник Егор в белой накидке на плечах:
– Можно?
– Да, Егор, заходи, – вскочила Веточка. – Хоть немного побудешь, пока Женька уехал. Имей в виду – она не разговаривает, только головой немного кивает да глазами может показать, если что-то надо. – Предупредив Егора, она встала: – Я вниз пойду, если что – позвоню, ты сразу уходи, а то он голову мне оторвет, маньяк.
Ветка испарилась, а Егор медленно подошел к жене, опустился на колени и поцеловал, осторожно взяв ее лицо в ладони:
– Детка моя, как ты? – Не дожидаясь ответа, он снова и снова целовал, стараясь не коснуться повязки, слегка пропитавшейся светлой жидкостью на левом виске. – Малышка моя, как я волновался... когда Хохол позвонил, я сразу рванул сюда, не успел буквально немного, тебя в операционную взяли. Счастье мое, посмотри на меня, – он бережно повернул ее голову и взглянул в глаза. – Родная моя, я так люблю тебя... Ты выйдешь отсюда, и мы уедем, как ты хотела, далеко и чтобы никто не нашел, да, детка?
Коваль по-прежнему молча смотрела на него распахнутыми глазами и старалась не заплакать, хотя слезы комком стояли в горле и скапливались в уголках глаз, стремясь выкатиться на щеки. Егор гладил ее лицо кончиками пальцев, едва касался губ, носа, а она все смотрела и смотрела на него, напряженно пытаясь вспомнить, каким было его лицо раньше, до того, как он сделал эту пластику. Карие линзы он убрал, и теперь глаза были его – синие, яркие, родные. Марина подняла руку и прикоснулась к его щеке, провела по волосам и устала от такой непосильной сейчас работы, уронила руку на одеяло и закрыла глаза.
– Устала, девочка моя? – ласково спросил Егор, поглаживая похудевшие пальцы с маникюром, который она успела сделать как раз перед тем, как попасть сюда, поэтому ногти были длинные, нарощенные, покрытые черным лаком, что, конечно, смотрелось странновато в белой больничной палате.
Обручальное кольцо снять никто не посмел – видимо, Женька не дал, зная, что Марина относится к нему как к талисману, и оно так и находилось на безымянном пальце правой руки, чему Егор несказанно удивился:
– Господи, я думал, ты его выбросила давно... Прости меня, малышка, я повторяю эту фразу постоянно, сам уже устал от нее... И ты всегда прощаешь меня, а я вот, урод, вечно становлюсь в позу... Как ты терпишь меня, моя родная? Но я тебе обещаю, что никогда больше тебя не обижу...
«Не говори слов, значения которых не понимаешь, – хотелось Марине ответить ему. – Потому что никогда ты не сможешь не обижать меня, и в этом только я сама виновата».
На поясе его джинсов запиликал мобильник, Егор взглянул на дисплей и не стал отвечать, но нахмурился. Коваль поняла, что это звонила вовсе не Ветка. Но ей было сейчас все равно, он ведь был с ней, больше ничего не имело значения.
Егор пробыл еще почти час, потом ему позвонила Ветка, и он, поцеловав Марину в губы, попрощался и пообещал, что приедет еще, как только выпадет случай. Ветка едва успела принять непринужденную позу возле подруги и сделать вид, что рассказывает что-то, когда в палату вошел Женька, успевший дома переодеться и прихватить с собой какие-то вещи. Швырнув в угол спортивную сумку, он кинулся к Марине так, словно не видел больше года:
– Киска моя, ну, как ты? Почему у нее глаза мокрые, она что, плакала? – грозно спросил он у Ветки, заметив слезы. – Я тебя спрашиваю – она плакала, что ли?
– Женя, не ори, никто не плакал, – отбояривалась Ветка, стараясь не смотреть ему в глаза. – Я кондиционер включала, от холодного воздуха всегда глаза слезятся. Ты дома был? Колька с Виктором Иванычем как? – быстренько перевела стрелки подруга, чтобы не дать Хохлу развить тему.
– Нормально. Отец сюда все рвется, но пока не надо ему, пусть она хоть немного в себя придет. Если хочешь, можешь ехать. – Он сбросил майку и снял кобуру с пистолетом. – Жарко, черт... Ну что, киска, поцелуешь меня? – Совершенно не обращая на Ветку никакого внимания, он наклонился к Марине, и та послушно приоткрыла губы для поцелуя. – Вот и молодец. А я тебе книжку привез, читать буду. – Он достал из сумки сборник японских пятистиший, которые Коваль частенько читала вслух на ночь.
– Ты разве буквы знаешь? – вздернула бровки Веточка, не удержавшись, чтобы не подколоть Хохла.
