наклонился и поцеловал ее. – Домой поедем?
– Нет, давай в «Шар» заскочим, что-то я суши захотела не на шутку.
– Тогда поехали поедим.
Стоянка около ее любимого ресторана японской кухни была забита машинами – полный аншлаг. Но место Марининого джипа на парковке оставалось свободно – мэтр и охранники следили за этим, потому что хозяйка могла заехать в любой момент, и горе тому, кто припарковался там, где обычно стоял черный «Хаммер». Хохол подал руку и вслед за охраной повел ее в зал, велев Севе очистить татами-рум, если в ней кто-то был. Но это не понадобилось – подбежавший Кирилыч, бессменный мэтр уже много лет, сообщил, что все готово и ждет, поскольку кто-то из охранников ресторана увидел джип прежде, чем Коваль из него вышла, вот они и подсуетились.
– Молодца, Кирилыч! – похлопал его по плечу Хохол, и тот закивал:
– Стараюсь, Женечка! Марина Викторовна, что желаете?
– Суши, Кирилыч, только суши. И сок какой-нибудь.
– А саке как же? Привезли вчера из нового урожая, свеженькое...
– Нельзя мне пока. Жень, ты что будешь?
– Мясо, – Хохол никогда не понимал ее любви к рису и овощам, сам не представлял еды без мяса, но у повара был огромный запас рецептов приготовления и этого продукта, так что голодным Женька из-за стола не вставал.
Марина вытянула ноги, сбросив остроносые ботинки на каблуках, откинулась на спинку диванчика и пробормотала:
– Черт, не думала, что он такой наблюдательный...
– Ты о ком, киска? – Хохол взял ее ногу и стал разминать колено.
– О Бесе, о ком же еще! Знаешь, что он мне выдал сегодня? Что новый владелец «МБК» просто вылитый Малыш, одно лицо! Больно, Женя! – При упоминании о Маринином бывшем муже Хохол слишком сильно сжал ее ногу, заставив вздрогнуть.
– Прости... Так что тут удивительного, если это он и есть?
– Женя, ерунду не пори! По официальной версии, он погиб, а это – совершенно другой человек, ничего общего не имеющий с Малышом. Как Бес докопался?
– Да не докопался он, просто решил тебя за одно место пощупать, раз уж ты денег ему отдавать не хочешь. Знает ведь, как ты его любила, Малыша своего, рассказали уже, поди-ка, тот же Макар, ублюдок поганый, и доложил. Расслабься, девочка моя, все нормально. Я же никому не позволю тебя обидеть, ты ведь знаешь.
Марина и не заметила, как оказалась у него на руках, как он осторожно поглаживает ее грудь под черной водолазкой, дышит в шею, заставляя вздрагивать.
– Жень, мы в ресторане, если ты не заметил...
– Да, киска, я знаю... Поцелуй меня, пока еду не принесли, – он завладел ее губами и принялся целовать, слегка прикусывая – это была его любимая манера, потом у Марины губы вздувались и болели, но это мелочь. «Блин, если так пойдет, поесть удастся не скоро, – официантки слишком вышколены и не войдут в татами-рум, если дверь закрыта...»
– Жень, хватит! – Коваль уперлась руками в грудь возбудившегося Хохла. – Дома закончим.
– Как скажешь, киска...
Он осторожно опустил ее на диван рядом с собой, махнул замершей за полупрозрачной ширмой официантке, та склонилась в легком поклоне и поставила на столик перед ними две неглубокие мисочки с теплыми влажными полотенцами.
Марина всегда строго следила за тем, как исполняются надлежащие ритуалы в ее ресторане, как одеты официанты, как подобрана посуда. Все должно максимально соответствовать выбранному стилю и кухне, чтобы не нарушалась гармония и общая атмосфера. Именно поэтому Марина категорически запретила использовать любую музыку, кроме японской, тихой, неторопливой и нежно звучащей как бы из-за стены, а не в самом зале или татами-рум.
Однажды Кирилыч посетовал на то, что многие клиенты остаются недовольны отсутствием караоке или просто какого-нибудь ансамбля, но Коваль только усмехнулась:
– Кирилыч, в этом городе полно мест, где можно тяпнуть водяры и всласть поорать песни в микрофон. Кому не нравится – милости просим отсюда. В этот ресторан я приезжаю отдыхать и делаю это регулярно. И именно потому не желаю слушать завывания пьяных клиентов и созерцать любителей пуститься в пляс. Это понятно?
Мэтр согласился, зная, как трепетно хозяйка относится к своему любимому ресторану.
Ужин затянулся, Марина любила наслаждаться едой неторопливо, а не глотать, как утка, восхитительные рисовые шарики, начиненные нежной семгой и завернутые в тонкие листки водорослей. Хохол, расправившись с огромной свиной отбивной и темпурой из овощей, откинулся на спинку диванчика и с улыбкой наблюдал за движениями Марининых рук над подносом с суши, за тем, как она осторожно подхватывает палочками кусочки свежайшей семги, обмакивая их в соус. Закончив с едой, Коваль закрыла глаза и продекламировала негромко:
...Здорово, да? Так точно и просто – все умрем, вопрос только в том, когда...
Хохол молчал, вертя в руках хаси, ему не понравилось это настроение и разговоры о смерти, но Коваль столько раз видела ее очень близко, что уже давно перестала относиться к ней как к чему-то страшному, скорее как к неизбежному.
– Что ты молчишь? Не нравится?
– Почему? Просто не в тему немного, все было так хорошо, а ты опять про свое...
– Жень, я не думаю о нем, клянусь тебе чем хочешь. Все прошло.
– Ты плачешь ночами, я ведь слышу.
– Неправда.
– Правда, киска, – ты плачешь в подушку, а когда я тебя обнимаю, успокаиваешься, думая, что это он с тобой.
Марина разозлилась – не может быть, чтобы это было так, она действительно не вспоминала о Егоре, не думала о нем. Это было не в ее правилах – сказав «нет», Коваль уже никогда не говорила «да». И теперь Хохол обвинял ее в том, что она до сих пор страдает по мужу.
– Ты настолько неуверен в себе, что ревнуешь к прошлому? Это странно, Женя.
– Дело не в том. Я прекрасно знаю, что ты со мной, что ты сама порвала с ним, но признайся – болит ведь еще?
– Отвали ты, Женя, ничего у меня уже не болит! Все, устала, поехали домой!
Марина встала и начала надевать ботинки. Хохол опустился на колени и помог, потом обнял ее ноги и прижался к ним лицом.
– Прости меня, родная, я сам не знаю, что говорю. Просто я, наверное, до конца не верю, что ты со мной, а не с ним, все время проверяю... Не сердись на меня, киска.
Коваль положила руку на его бритый затылок, слегка потрепала, потом подняла его голову за подбородок и заглянула в глаза:
– Я не сержусь на тебя, дорогой, я все понимаю. Поверь, тебе не нужно что-то мне доказывать, я не уйду от тебя.
Он смотрел на нее и ловил каждое слово, каждый звук, срывавшийся с ее губ, и Марине стало смешно – огромный мужик, стоящий на коленях и выглядящий сущим пацаном...
– Поедем домой, я устала...
– Да, моя маленькая, поедем.
Ей всегда было спокойно, когда Хохол сидел рядом, а не впереди, так она чувствовала себя в безопасности, знала, что он всегда успеет ей помочь, защитить. Он прижимал Марину к себе, и это тоже вселяло дополнительную уверенность, она могла задремать на его плече, и тогда он просто относил ее в спальню и укладывал на постель, осторожно раздевая, чтобы не потревожить сон, а потом и сам ложился
