– Ешь, а то совсем со своей Японией дошла.
Пирожки баба Настя пекла такие, что Марина не в силах была ограничить себя или отказаться от добавки. Мать Марины не утруждала себя такими непосильными действиями, как выпечка или варка обедов, ей и ее собутыльникам вполне хватало соленых огурцов, купленных у соседки, да пары кусков хлеба, а о том, чем же питается ее единственная дочь, она не слишком волновалась – не маленькая, сама найдет. Так что сейчас Марина вознаграждала себя за свое взрослое детство и наслаждалась заботами бабы Насти, которая, несмотря на возраст, была еще очень шустрой и подвижной.
Хохол, к Марининому глубочайшему удивлению, оказался парнем с руками, за время их проживания здесь он починил все, что успело развалиться во дворе и огороде, поправил стену у хлева с поросятами, забор палисадника, еще что-то…
– Ну, ты даешь, Женька! Вот не думала, что ты своими ручищами что-то умеешь делать, кроме как кости ломать, – смеялась Коваль, и он, вытирая со лба пот татуированным запястьем, улыбался в ответ:
– Не говори никому, котенок, а то пацаны засмеют. Кроме меня, бабке помочь-то некому.
– Жень, я же шучу.
Она подошла к нему вплотную, обняла за шею и поцеловала в губы, потерлась носом о щетину на щеке:
– Поедем на речку вечером?
– Искупаться хочешь? – подхватывая ее одной рукой под колени и поднимая, спросил Хохол. – Конечно, поедем, котенок, как скажешь.
– А что случилось с киской?
– Она убежала – такая стерва была! – засмеялся он, унося Марину в дом. – И остался только мой котенок.
Баба Настя сидела в кресле с вязаньем перед включенным телевизором, смотрела одним глазом какой- то сериал и шустро работала спицами.
– Куда наладились-то по жаре? – не отрываясь от своего занятия, спросила она, и Женька, аккуратно поставив свою ношу на пол, поцеловал бабку в морщинистую щеку и весело сказал:
– Купаться поедем, бабуль, на обрыв.
– Вечно тебя, беспутного, несет туда, где люди не ходят! – покачала головой старушка. – И девку тащишь с собой на гиблое место.
– Не каркай! – вспылил вдруг Женька.
– Чего каркать? – спокойно отозвалась она. – Отец твой тоже такой был – упрется, не сдвинешь.
– Все, хватит! – отрезал Женька. – Собралась, Маринка?
– Да.
– Поехали, а то ее не переслушаешь.
Уже в машине Коваль удивленно спросила у обозлившегося вдруг так странно и непонятно Хохла:
– Ты чего?
– Ничего!
– Женя, в чем дело? – Марина положила руку на его кулак, сжавший ручку переключения скоростей. – Что-то не так?
– Терпеть не могу, когда она начинает учить меня жить! И отца еще приплела!
– А с отцом-то что?
– Зачем тебе, котенок?
– Ты все знаешь обо мне, а я о тебе – почти ничего, ты не находишь, что это странно? Мы с тобой вместе уже много лет, и вот только теперь я выяснила, что ты не совсем одинок, – заметила она, закрывая окно, в которое летела уличная пыль. – Конечно, если ты не хочешь…
– Да не в этом дело, – с досадой проговорил Хохол, сворачивая на лесную дорогу. – Зачем тебе знать, что папашка мой был знатным «медвежатником» и любой сейф мог щелкнуть, как ты семечку? Тебе жить от этого веселее станет? И что расстреляли его еще в семьдесят девятом?
– И не пойму я, в чем проблема? Родителей не выбирают. У тебя отец, а у меня маманька за стакан портвейна готова была с первым встречным – что же мне теперь, удавиться от воспоминаний? Ведь мы с тобой другие.
– Это ты другая, а я точно такой же – по папкиным стопам рванул.
– Прекрати, зачем ты? Такой день хороший, а ты сейчас все испортишь, – попросила Марина.
Женька замолчал, выезжая на ту самую полянку, где купались в первый раз. Коваль вышла из машины, на ходу скидывая сарафан и закручивая в узел на затылке волосы, посмотрела, прищурившись, на яркое солнце, на чуть шевелящуюся под легким ветерком листву огромных старых берез. Сказочное место, что и говорить…
– Не лезь в воду без меня, – попросил Хохол, наблюдая, как она пошла к обрыву. – Там глубоко и много холодных воронок, затянет – не вынырнешь.
– А ты кого-то ждешь?
– Да. Сейчас Игореха приедет.
– Кто? – не поняла Марина, и он объяснил:
– Человек, который сюда нас привез, кентуха мой. Я ему звонил, он должен нам с тобой весь расклад дать, что в городе творится.
– Он кто?
– Возит Беса.
– И ты думаешь, что Бесу он расклад не дал о том, где мы с тобой осели? – с иронией спросила она. – Удивляюсь твоей вере в людей!
– Котенок, ты ведь не в теме – это мой лучший друг, кровный, подельник мой по первой ходке. А это святое. Да и помог я ему как-то, вместо него на пику залетел, так что он лучше себе что сделает, чем меня кому-то сдаст, – заключил Хохол, но ей это заявление уверенности что-то не внушило:
– Это ты. А я-то кто ему?
– А ты – моя женщина, и этим все сказано. Котенок, расслабься, все ништяк будет. – Женька подошел к ней, обнял одной рукой, а другой убрал с лица челку. – Красивая ты… знаешь, ты мне сегодня снилась – стоишь будто в воде по колено, а платье на тебе вечернее, черное, вся спина открытая… А я смотрю на тебя, и мне так хорошо, так клёво, что дыхание перехватывает. И ты меня зовешь, руки протягиваешь, и я к тебе прыгаю, а там глубоко почему-то, хотя ты-то по колено только в воде стоишь.
Марина внимательно слушала его, глядя прямо в серые, слегка прищуренные глаза, потом медленно подняла руки и взяла в ладони его лицо, встала на цыпочки и прижалась губами к его губам, моментально оказываясь у него на руках. Они так и стояли посреди поляны, вернее, стоял Женька, а Марина лежала у него на руках и, обняв за шею, самозабвенно целовала его, чувствуя, как подрагивают его руки и сильно стучит сердце. Прервал их звук подъезжающей машины. Коваль с неохотой оторвалась от губ Хохла и взглянула ему за плечо – рядом со стареньким «жигулем» парковалась темно-синяя «девятка».
– Женька, приехал твой друг, кажется, – пробормотала она на ухо Хохлу. – Отпусти меня, я ж голая…
– А я не стесняюсь, – усмехнулся он, не выпуская ее из своих рук, и наклонился за сарафаном. – Я люблю самую красивую женщину, разве это нужно скрывать от кого-то?
– Ты прав, братан, – раздалось рядом с ними – оказывается, хозяин «девятки» уже подошел и наблюдает за происходящим. – Такую женщину только на руках носить.
Хохол засмеялся и поставил Марину на землю, загораживая ее от мужчины и давая возможность одеться. Когда она накинула сарафан, Хохол шагнул к приехавшему.
– Ну, здоров, что ли, братан? – Они обнялись, а потом Женька, обхватив одной рукой за плечи Марину, сказал: – А это, Игореха, и есть моя Марина. Ради нее я сдохну, не задумываясь, не побоюсь ничего и никого.
– Рад познакомиться, Марина Викторовна, – склонил голову высокий рыжеватый мужчина в серых джинсах и голубой майке. – Много слышал, а вижу так близко второй раз.
– А давай на «ты» сразу? – предложила она. – Не люблю Версаль разводить. И потом, Женькин друг – мой друг.
– Годится, – согласился Игорь. – Здесь разговаривать будем или к бабе Насте пригласишь? – повернулся
