Королева мести, или Уйти навсегда

Бармалей замялся, поняв, что напомнил о неприятном.

– Ладно, я ж без претензий, понимаю, что вы ни при чем. – Марина взяла его под руку, и Бармалей покраснел. – Бес вон как-то даже сам приходил, не побоялся.

– Так мы что ж, Марина Викторовна… Мы ж люди подневольные… – пробормотал он. – Я, будь моя воля, перемочил бы этих беспредельщиков к едрене-фене, чтоб знали, как с детьми да с бабами… – И закрыл рот ладонью, но она рассмеялась:

– Расслабься, я не обижаюсь. Это жизнь.

Бармалей распахнул двери, впуская ее в прихожую. В доме было жарко натоплено, видимо, огромный камин кочегарили. Марина скинула шубу на руки Бармалея и прошла в гостиную. Там, к ее удивлению, в огромном кожаном кресле сидела укутанная в теплый халат и мягкий плед Веточка. Коваль бросилась к ней, обняла, поцеловала в щеку:

– Привет, красавица моя! Ну как ты, девочка?

Ветка чуть отстранила ее, вглядываясь в лицо, потом притянула снова и поцеловала, прошептав:

– Ты приехала… Маринка моя, приехала… – По щекам покатились слезы, Коваль начала вытирать их, успокаивая плачущую подругу:

– Ветуля, не надо, не плачь. Ну все ведь хорошо, зачем ты расстраиваешься?

– Я боялась, что ты никогда больше не приедешь ко мне, что ты не простишь мне того, что случилось с Егоркой…

– Тьфу, бестолковая! Да что случилось-то с ним? – перебила Марина, сжав ее пальцы. – Он в полном порядке, даже испугаться толком не успел, его ж почти сразу Хохлу отдали, как только я приехала. Спасибо Гришке – если бы он не уперся рогом, не знаю, что было бы.

– А ты? – погладив ее по щеке, спросила Ветка. – Гришка говорил – нос тебе сломали?

– Ну нам, привычным, сама знаешь! – развела Марина руками, засмеявшись. – Я и не такое видела, так что нос – это полбеды, прооперировали – и почти незаметно. Ты-то как?

Ветка помолчала, глядя куда-то поверх ее головы, потом тяжело вздохнула, но не ответила. Коваль обняла ее, присев на подлокотник кресла, и они замерли в такой позе. И только появление Беса в шелковой пижаме прервало молчание:

– О, привет, родственница! А я думаю, что это мой Бармалей шуршит в кухне? Ветуля, как ты, солнышко? – Он наклонился к Ветке и поцеловал в щеку.

– Хорошо, Гриша, не волнуйся, – прошелестела она, не выпуская Маринину руку. – Ты дай нам пообщаться, хорошо? И пусть Маринке текилу принесут с лимоном…

– Конечно, дорогая, конечно! – засуетился Гришка, выходя из гостиной.

Коваль проводила его удивленным взглядом, потом посмотрела на абсолютно спокойную и какую-то равнодушную Ветку.

– Ну ты даешь! Как пудель побежал!

– Твоя школа, – чуть улыбнулась она. – Он ведь замуж меня зовет, Маринка… Говорит, теперь времена другие пошли, никто не скажет, что нельзя…

– Так и о чем ты думаешь?

– Не знаю… Я совсем разучилась видеть будущее, и теперь мне страшно, – призналась Ветка шепотом.

– Не думай об этом, просто дай себе расслабиться и жить спокойно, – ласково сказала Марина, поглаживая ее по плечу. – Гришка нормальный, насколько можно быть нормальным при нашем образе жизни, поверь мне.

– Он столько раз тебя подставлял…

– Да это мои разборки, Ветка, и к тебе они не имеют и не будут иметь никакого отношения. Ты просто подумай – разве будет еще такой шанс? Я вижу, как он смотрит на тебя, слышу, как о тебе говорит… Поверь, это не поза – он тебя по-настоящему любит, Ветуля. Я так хочу, чтобы ты была счастлива…

Ветка внимательно посмотрела на нее, снова погладила пальцами по щеке, осторожно провела по носу, словно проверяя, как он сросся после операции, потом улыбнулась и сказала таким будничным тоном, будто речь шла не о замужестве, а о выборе комнатных тапочек:

– Ну тогда все в порядке, будем жениться. Мне бы теперь только на ноги встать поскорее, я устала все время только сидя и лежа. Меня ж Гришка на руках на улицу выносит…

«Что-то раньше слабо я представляла себе Гришу Беса, несущего на руках по аллейке мою подругу, но, думаю, если напрячь воображение…»

Появился Бармалей с подносом, налил Марине в стакан текилу, подвинул тарелку с лимоном и оливками, поставил пепельницу, а Ветке подал сок в фужере, и она сморщилась:

– Опять? Я уже не могу эту дрянь пить!

– Виола Викторовна, это к Бесу, – буркнул Бармалей. – Мое дело маленькое: сказали – принес, а вы уж сами решайте, что с этим делать.

Ветка покачала головой и, зажмурив глаза, выпила содержимое фужера залпом, передернувшись.

– Жуткий вкус – морковь, яблоко и сельдерей, представляешь?

Коваль пожала плечами – ее любимая японская кухня содержала множество блюд из сельдерея, в том числе и напитки, так что Марина относилась к нему абсолютно спокойно.

– Ветуль, зато полезно.

– Ну да! – фыркнула она, ставя фужер на столик. – Особенно когда сама текилу пьешь!

Марина рассмеялась, отставив свой стакан и кинув в рот оливку.

– Ветка, тебе хорошо с ним? – поинтересовалась Коваль через паузу, глядя на необычно тихую и спокойную подругу.

На ее похудевшем личике появилась мечтательная улыбка, голубые глаза блеснули, но ответа не последовало. Это было странно – Ветка всегда делилась с Мариной всем, что происходило в ее жизни. Спрашивать дальше Коваль не стала – пусть молчит, если ей так удобнее. Главное, чтобы ей было хорошо, Марина на самом деле искренне желала ей счастья.

– Как Женька? – спросила вдруг Ветка, заставив подругу нахмуриться. – Опять поругались?

– Так, влегкую… – вяло отозвалась та, беря сигарету.

– Все никак не угомонится, бедняжка? Так и хочет заставить тебя ходить по одной плашке и не смотреть налево и направо?

Марина промолчала, пуская дым колечками, и Ветка понимающе улыбнулась, похлопав ее по руке:

– Не переживай, все наладится.

– Я не переживаю, ты ведь знаешь.

– Это неправда. Не может быть, чтобы ты не переживала совсем. Вот скажи – если бы ты вдруг застала Женьку с другой, что было бы?

– А то я не заставала его с тобой! – фыркнула Коваль, потянувшись к пепельнице. – Мало того – я сама же и укладывала вас в одну постель, не помнишь?

– Это другое! – заспорила она. – Я – почти член семьи, ты никогда не ревновала ко мне!

– Я вообще ни к кому не ревновала, если ты подзабыла. Я достаточно ценю себя и знаю, что могу, а потому и не ревную. Как думаешь, согласился бы Женечка поменять меня на тебя, скажем? Так я отвечу тебе – ни за что. Да, переспать с тобой он не отказался, да и какой мужик откажется от дармового секса? Но остаться с тобой – вряд ли.

– Можно подумать, я горела желанием отбить у тебя твое домашнее животное! – захохотала Веточка, сморщившись от боли в животе. – Ох, не смеши меня!

Коваль тоже расхохоталась вместе с ней, представив морду Хохла, когда она расскажет ему о подобном варианте развития событий.

Марина не предвидела другого… Того, что, вернувшись домой далеко за полночь, обнаружит в каминной дивную картину – на коленях у Хохла извивается полуголая пьяная горничная Катя, а он сам сжимает ручищей ее маленькую грудь, а в другой держит сигарету, то и дело затягиваясь. Когда Коваль возникла на пороге, Катя взвизгнула и рванула мимо нее к входной двери, подхватив свои тряпки, а Хохол вызывающе смотрел на Марину, даже не пошевелившись, не сделав ни единого движения. Она пожала плечами и абсолютно спокойно пошла наверх, хотя в душе все перевернулось. Она не знала, как называется это чувство, но было ощущение, что внутри все умерло, сгорело, разбилось…