Истоков она не помнила. Нянька пыталась ей втолковать, что, как и все, кому посчастливилось родиться отмеченным божественным знаком, она принадлежит к избранным. Но Фригг всегда казались глупыми объяснения нелепой старухи, единственное достоинство которой было необъятное количество сказок и историй, что сыпались из старухи, как из дырявого мешка.
– Ты – богиня! – убеждала нянька, когда Фригг, особенно разыгравшись, переворачивала жилище вверх дном.
– Я – Фригг, – парировала малолетняя разбойница, недоумевая, почему богиня должна весь день сидеть, сложив на коленях чинно руки.
Правда, временами Фригг и самой приходило в голову, что лишь избранным может видеться игра теней на белой простыне, оборачиваясь цветными движущимися картинками. Но вскоре Фригг убедилась, что умеют рисовать картинки все дети Асгарда. Пришлось смириться. Но урок прошел впрок: теперь Фригг больше не хвасталась умением потихоньку грабить кладовую, перенося к себе в опочивальню банки с мармеладом и коржики.
Кухарка бушевала, расставив по всему дворцу уйму мышеловок, а Фригг тихонько посмеивалась, учиняя очередное нападение на владения толстой и усатой кухарки, когда дворец устраивался на ночь. У богини были и еще кое-какие способности, о которых она старалась помалкивать. Такой тайной была и ее дружба с Христ, веснущатой, хрупкой девочкой, дочерью придворного садовника.
У Христ были золотушные уши и неистощимая на выдумку фантазия. Фригг обожала свою тайную подругу, когда та, водрузив на голову бумажный колпак и облачившись в папины сапоги изображала великого Бора. Фригг потихоньку перемещала подружку из клетушки садовника в свои покои, наслаждаясь выдумками Христ в сладком одиночестве и тоскуя, когда подружка, наскучив обществом маленькой богини, заявляла:
– Давай пирожное с малиной наверху, а то я пошла!
И Фригг послушно одаривала подругу сластями и игрушками: ей самой казалось странным, что Христ, поглощая такое количество сладкого, лишь худеет, вдруг закашлявшись во время игры в салки, и с новым упорством подкармливала подружку, твердя:
– И какая же ты слабенькая, Христ! И как же плохо за тобой смотрит твоя нянька!
И тогда выяснилось, что у Христ нет никакой няньки, а она сама присматривает за своим годовалым братишкой, серьезным бутузом с такими толстыми щеками, то, того и гляди, лопнут. И Христ уморительно надувала впалые щеки, чтобы показать Фригг, какой у нее братишка.
Вообще, в отличие от богини, Христ знала и умела много такого, о чем Фригг даже не догадывалась. К примеру, Фригг и в голову не пришло, что можно потихоньку стянуть низку бубликов, когда пекарь отвернется за очередным противнем.
За этим занятием, то есть, тасканием бубликов из-под носа пекаря, Фригг и застали.
Суд был скорый и, как посчитала Фригг, неправый: ее осудили на недельное заключение в ее покоях, но это было полбеды. Теперь челядь и домашние знали о тайных свиданиях с Христ.
– Ну, и драли меня! Ну, и драли! – восторженно округляя глаза, рассказывала Христ, когда Фригг, невзирая на запрет, привела подругу к себе.
– Как – драли? – в свою очередь вытаращилась богиня.
– Ну, как? – пожала Христ плечами. – Известно: розгами.
И никак не могла взять в толк, из-за чего плачет, хлюпая носом Фригг, обнимая подругу и осыпая прозрачные ручонки подруги поцелуями: Фригг – Христ знала наверняка – не били ни разу в жизни.
– Я тебя никому больше не позволю обидеть, – сквозь всхлипывания, поклялась Фригг.
И настояла, чтобы подруга теперь жила с ней в одних покоях, выдержав натиск родителей с мужеством стоика.
С этих пор девочки почти не разлучались. Лед и пламя, огонь и вода – разные по происхождению, характеру и воспитанию, они дополняли друг друга. Христ поправилась: Фригг по ночам не могла уснуть от душившего подругу кашля, а стоило деду Бору провести над головкой девочки ладонью, как Христ начала полнеть не по дням, а по часам. И теперь по сравнению с по-прежнему тоненькой Фригг Христ выделялась кавалерийской выправкой.
– И куда ее несет, – не раз говаривала нянька, недовольная, что простую девчонку приблизили к великой богине. А, поглядев, как Христ передразнивает повадки старухи, нянька и вовсе возненавидела выскочку.
И Фригг не раз приходилось защищать подругу от вечных нападок старой, которая то и дело жаловалась на валькирию, «возомнившую себя королевной», как сплетничала старуха.
Мало кто знал, а нянька не признавалась и самой себе, что она попросту ревновала свою питомицу к невесть откуда взявшейся дочке прислужников. Фригг всегда теперь предпочитала россказням старухи общество маленькой пройдохи.
Но нянька оказалась и первой, кто вдруг обнаружил, что девочки неприметно выросли, враз став предметом обсуждения среди небожителей.
– А малышка Фригг – прехорошенькая, – цмокала вслед богине молодежь.
– Ну, и Христ – аппетитная штучка, – добавляли другие, любители погреться у теплого бока подружки.
А Христ и впрямь была пухленькой: не доедая в детстве, теперь она, не щадя желудка, съедала такую уйму, что Фригг дивилась, где помещается такая прорва.
Но, хоть помпушка Христ и впрямь была хорошенькой, Фригг рано начала понимать, что ей не сравниться с красотой богини.
Впервые Фригг задумалась о своей красоте, когда девочкам было лет по десять-одиннадцать. В тот день Асгард праздновал что-то из бесконечной вереницы торжеств. Девочки, возбужденные предстоящим, хотя никто и не собирался пускать их в залу, где соберутся взрослые, вертелись перед зеркалом. Фригг стащила у матери баночку румян, и проказница изголялась, покрыв пурпурной краской щеки, губы, края век и даже немножко коснувшись краской пупырышек грудей. Словом, безнаказанность давала скорые и весьма зримые плоды. Забава продолжалась. Два бесенка, испортив на собственном лице все, что можно, принялись друг за дружку. Фригг, подталкиваемая каким-то смутным предчувствием, распустила по плечам волосы, упавшие на пол шелковистой волной и, зажав в зубах стебель с желтым бутоном розы, принялась подражать бродячим танцовщицам, которых не раз видела, когда Асгард проплывал над ярмаркой на земле.
Христ учудила больше: перевернувшись вверх тормашками, она прошлась по покоям на руках, потом перевернулась в воздухе и, сдернув со статуи святого Бора, прародителя всех богов, шляпу, заныла нудным голосочком:
– Подайте страдалице на пропитание! Подайте!
– Нате! – отозвалась Фригг, сыпанув в шляпу святого деда пригоршню разноцветных драже.
И обе девчонки покатились, хохоча и щипаясь.
– Ой, – умилилась Христ, целуя подругу раскрасневшуюся от возни и возбуждения, – и прехорошенькая же ты, Фригг!
Ну, вот еще! – надула губки богиня, рассматривая себя в зеркало. Отражение ей понравилось. Она оглядела себя внимательней: карие вишни глаз, опушенных темными ресницами, бросавшими тень на щеки, высокий белый лоб. – Это Христ никак не могла избавиться от подростковых угрей, а кожа богини была чиста и упруга. Темные волосы плащом покрывали плечи и часть щек. Фригг сдула локон, который тут же упрямым завитком вновь упал на лоб.
– А что такое – красота? – задумчиво протянула юная богиня, так и эдак наклоняя голову перед зеркалом.
Ей до сих пор казалось, что красивым может быть море или какой-то предмет. Люди, ее отношение к ним мало связывались с внешним обликом, но Фригг трудно и осуждать: живя среди богов, она жила среди совершенства, и ей не с чем было сравнивать то, чем при рождении ее наградила природа. Боги были красивы? Но Фригг знала не одного, с кем она не захотела бы рядом сесть. Особенно отвратителен был Локи, прыщавый подросток, не на много старше Фригг, но на удивление всей округе вредный.
Впрочем, прыщи Фригг придумала ему сама – и видела их, к сожалению, лишь она одна: Христ, как не всматривалась, на коже наглеца ни приметила ни одного изъяна. Но мальчишка всегда норовил подставить Фригг подножку или дернуть за локон. Любое слово, сказанное в присутствии Локи, тут же оборачивалось
