— Пока меня не будет, проверьте, каким образом ее могли повесить — как добраться до купола, закрепить веревку, ну и все остальные подробности.
С этими словами старший инспектор направился к дверям, которые вели в главный вестибюль, и Беверли Уортон долго смотрела ему вслед — пока он не скрылся за дверью.
Ее окликнул Джонсон:
— Мы не застали дома ни Гудпастчера, ни Боумена. Соседи Гудпастчера говорят, что его жену этой ночью увезли в больницу. Он поехал вместе с ней, так что, по-видимому, он и сейчас там.
— В какую больницу?
— В эту, святого Бенджамина.
— А что с Боуменом?
Джонсон пожал плечами:
— С ним вообще ничего не ясно. Соседи ничего не знают, а если даже видели или слышали что-то, то нам уж точно не скажут.
Интересно, где Боумен? Может, нужно просто подождать и вопрос разрешится сам собой?
— Узнайте, куда поместили жену Гудпастчера, и постарайтесь найти его и привезти сюда.
Джонсон отправился выполнять новое указание Уортон, не удосужившись даже кивнуть ей в ответ. Со стороны это могло показаться признаком идеальной слаженности в работе и полного взаимопонимания. Но только со стороны.
Однако у Беверли Уортон не было времени анализировать свои отношения с Джонсоном.
— Инспектор Уортон! — Фотограф, устав прыгать вокруг Сайденхема, решил сделать передышку и пройтись по помещению. Его занесло в одну из учебных кабинок в дальнем углу, именно оттуда сейчас и донесся его голос.
— Что там у вас?
— Я думаю, вам стоит на это взглянуть.
Нахмурившись, инспектор подошла к фотографу. Тот внимательно рассматривал крышку стола, но его заинтересовали не надписи, сделанные на ней студентами, а тонкий слой какого-то белого порошка на самом краешке.
— Быть может, кокаин? — предположил фотограф.
Уортон, лизнув палец, приложила его к порошку и затем попробовала кончиком языка. На ее лице промелькнула улыбка.
— Все может быть, — ответила она.
Она обратилась было с тем же вопросом к судебным медикам, но в этот момент громогласный возглас «Инспектор!» вынудил ее оставить находку под присмотром фотографа и вернуться к Сайденхему, ожидавшему ее с нетерпеливым видом.
— Как любезно с вашей стороны, что вы нашли для меня время.
Он растолстел, подумала Уортон. Грудь Сайденхема заметно увеличилась в объеме, да и живот доктора достиг таких размеров, что пуговицы на его рубашке готовы были в любой момент с треском оторваться. Сайденхем был непричесан, впрочем, при его жестких кудрях причесывание оказалось бы бесполезным занятием.
— Я закончил. Отправляйте тело в морг.
— Что вы можете сказать — хотя бы в общих чертах?
— Она умерла между десятью вечера и двумя часами ночи. Точнее я смогу ответить только после полного обследования.
Уортон кивнула. Это она знала и без него.
— А от чего она умерла?
Сайденхем поколебался, прежде чем дать окончательный ответ, но быстро преодолел неуверенность и решительно произнес:
— Ее выпотрошили.
— И после этого повесили?
— Да.
— Еще живую?
— Скорее всего.
Уортон в очередной раз взглянула на тело и внезапно почувствовала легкую дурноту. Ей показалось невероятным, что кто-то сотворил с живым человеком такое, а они стоят у еще не остывшего тела и спокойно рассуждают о том, когда и как девушка была убита.
— Вы хотите сказать, что кто-то сначала разрезал ее сверху донизу, вытащил внутренности, а затем, еще живую, повесил? — переспросила она.
— Да, более или менее так.
— Что значит «более или менее»?
Патологоанатом сделал паузу, но лишь для пущего эффекта.
— Я сказал бы, что она была более или менее мертва, когда ее повесили.
Уортон надеялась, что это было «более», нежели «менее».
— А чем резали?
— Чем-то острым и длинным.
Инспектор криво усмехнулась:
— И это все, что вы можете сказать?
Сайденхем никогда не отличался избытком терпения. Собрав все, какое имелось у него в запасе, он произнес:
— Что вы от меня хотите? Имя преступника и размеры того, что у него между ног?
— Хоть что-нибудь, — ответила Уортон со всей возможной любезностью.
Доктор поднял брови и спросил неторопливо, не повышая голоса:
— Хорошо, тогда скажите мне, что вы предпочитаете: быстрый ответ, пусть и неверный, или верный, но не сразу?
— Мне нужна вся информация, которую вы можете дать, и как можно быстрее.
Улыбка на самодовольном лице доктора Сайденхема была неподражаема, а ответ настолько перегружен иронией, что на произнесение его ушло немало времени:
— Все, что я могу сказать сейчас, так это то, что орудие убийства было острым… — последовала пауза, которая, казалось, продлится вечно, — …и длинным. Остальную информацию придется подождать.
Уортон ничего не оставалось, как, собрав все свое самообладание, пропустить мимо ушей и сам ответ доктора, и тон, которым он был произнесен.
— Но можете ли вы хотя бы приблизительно оценить, какой именно длины оно было?
Сайденхем издал странный звук, как будто неимоверным усилием воли подавил в себе желание чихнуть. Затем произнес с откровенной издевкой:
— Оно было достаточно длинным, чтобы его обладатель мог выполнить задуманное.
Несколько секунд они сверлили друг друга взглядами. Затем Сайденхем неожиданно опустил глаза.
— Есть еще одно обстоятельство, — произнес он так тихо, словно признавался в чем-то постыдном.
— Какое?
Он поднял голову, и впервые за все годы их знакомства Уортон увидела, что патологоанатом искренне опечален.
— Я не могу сказать с уверенностью, когда именно ее изнасиловали.
Поначалу она даже не поняла, что он имеет в виду. Когда инспектор наконец осмыслила слова доктора, у нее моментально свело желудок.
— О боже…
— Скорее всего, это было первое, что убийца проделал с девушкой, но возможно, и на одной из последних стадий этого… — Сайденхем посмотрел на лежавшее перед ним тело, — …всего этого.
Инспектор никогда не видела своего коллегу таким.
