— Разумеется, ее сначала изнасиловали, а потом уже проделали все остальное! — протестующе выпалила она.
— Надеюсь, что так все и было, инспектор, — произнес он в ответ. — От всей души надеюсь. — Он улыбнулся, но это была скорее не улыбка, а всего лишь механическое движение лицевых мускулов. — Если же ее изнасиловали, предварительно взрезав снизу доверху, то… Господи, помилуй нас, человеков…
Каслу пришлось подождать, пока декан освободится. Другой, более молодой и неопытный инспектор на его месте потребовал бы немедленной аудиенции, но Касл не первый год служил в полиции, да и не то у него сейчас было настроение, чтобы чего-то требовать. Сейчас ему больше всего хотелось просто посидеть и поразмышлять. Опустившись в одно из трех кресел напротив секретарши декана, он достал из кармана фотографию своей единственной дочери Джо. К двадцати четырем годам она стала по-настоящему взрослой, превратившись из девушки в красивую женщину, уже давно оставившую позади подростковые капризы и дерзости. Начинающий адвокат, Джо с лихвой оправдывала надежды, которые некогда возлагали на нее родители.
Единственное, чего ей не хватало для полного совершенства, — это братьев или сестер.
Почему-то сейчас Касл вспомнил день, когда его дочь получала диплом. Все, казалось, было в тот день не так: шел дождь, и по дороге домой сломалась машина. Но ничего страшного тогда не случилось.
Зато случилось теперь.
Глядя на фотографию дочери, Касл почувствовал, что вот-вот расплачется, словно ребенок, но, к счастью, от грустных мыслей его оторвал голос секретарши декана:
— Не желаете ли кофе, инспектор?
Из ее уст эта фраза прозвучала как «Вы ведь, надеюсь, не хотите кофе?», и Касл, повинуясь, покачал головой и спрятал фотографию во внутренний карман. Дверь кабинета открылась, и в проеме появилась голова декана. Декан изобразил на лице улыбку, исполненную необычайной любезности, и сказал:
— Заходите, заходите, — и, уже закрыв дверь за Каслом, добавил: — Простите, что заставил вас ждать.
Помимо хозяина кабинета в комнате оказался еще один мужчина, которого декан представил как казначея Мартина Берри.
— Для вас, надеюсь, не является секретом цель моего визита, — начал инспектор.
— Да-да, — отозвался декан, — это ужасное происшествие в музее…
— У нас уже были представители прессы, — произнес Берри тоном, дававшим понять, что в его жизни полно неприятностей и без этого досадного недоразумения. Казначей был среднего роста, средней упитанности и столь же средней уродливости. Даже казначеем он был средненьким. — И не только у нас, но и в больнице, — добавил он с огорчением в голосе.
Касл был не в том настроении, чтобы оценить всю огорчительность этого факта, но на слова казначея откликнулся декан Шлемм:
— Надеюсь, вы сумели им объяснить, с подобающей вежливостью разумеется, что мы полностью владеем ситуацией?
Берри заверил декана, что все было именно так, и тот переключил свое обаяние на Касла.
— Вопреки бытующему в обществе мнению, больница и медицинская школа — это два совершенно самостоятельных учреждения, которые финансируются из разных источников, устроены на разных принципах и ориентируются на различные ценности.
Можно было подумать, что он говорит о какой-то недостойной семейной ветви, отделившейся от общего генеалогического древа.
— То есть вы хотите сказать, что с больницей у вас не лучшие отношения?
Услышав столь прямой и, на взгляд Шлемма, несколько нетактичный вопрос, декан постарался не утратить своей дружелюбной улыбки.
— Ну, мы цапаемся иногда, — признался он и, стремясь поскорее перевести разговор в иное русло, продолжил: — Итак, в музее обнаружено какое-то тело. Вы считаете, это подозрительно?
Касл не оправдал ожиданий декана и не улыбнулся шутке. Напротив, подчеркнуто строго и официально он известил обоих представителей администрации медицинской школы о том, что произошло сегодня в музее.
Серьезный тон инспектора столь сильно подействовал на казначея, что его слегка одутловатое и бледное лицо побледнело еще больше, так что отхлынувшая от лица кровь, казалось, вот-вот унесет с собой все еще остававшиеся признаки жизни Берри. Даже декан, который, как истинный аристократ, не терял самообладания ни при каких обстоятельствах — разве что при виде неприкрытой нищеты или при отсутствии у собеседника хороших манер, — несколько приуныл.
— Понятно, — протянул он.
— Но господи боже мой! — воскликнул казначей. — Известно хотя бы, кто она такая? И кто это сделал?
— Мы предполагаем, это Никола Экснер, студентка второго курса. Вы знаете ее?
Инспектор отнюдь не подозревал ученых мужей в личных связях со студентками, он всего лишь надеялся получить от них хоть какую-то информацию, однако оба — и декан, и казначей — принялись столь рьяно и испуганно уверять его в своем полном неведении, что это не укрылось от внимания Касла. Шлемм и Берри вели себя так, будто представитель власти мог счесть их осведомленность подозрительной.
— Я думал, вам могло встречаться имя этой девушки, ведь она, насколько я знаю, готовилась к экзамену на приз по анатомии.
— У нас более девятисот студентов, инспектор, — немедленно отозвался на это Шлемм. — Так что вы, надеюсь, простите, что я не могу сообщить вам об этой студентке ничего определенного.
Касл кивком простил его и продолжил:
— Что же касается вопроса о том, кто это сделал, мы пока не пришли к каким-либо определенным выводам.
— Я уверен, это кто-то из посторонних, — тут же выразил свое мнение декан, проявив при этом чуть ли не сверхъестественные дедуктивные способности. Казначей поспешил принять эту же точку зрения.
— Возможно. — Мнение Касла было не столь категоричным.
— Если мы можем как-то помочь вам… — проговорил декан, глядя на Берри и, несомненно, подразумевая под «мы» именно его.
— Пока что не сообщайте ничего прессе, всех журналистов отсылайте к нам — мы отведем для них специальное помещение в полицейском участке. Номер телефона, по которому с нами можно будет связаться, вы получите. Не исключено, что придется показать фотографию убитой студентам и сотрудникам больницы. Вот тут нам действительно понадобится ваша помощь.
Такая перспектива декана явно не обрадовала, но он промолчал. Казначею тоже не оставалось ничего другого, кроме как кивнуть.
— По всей вероятности, завтра нам придется опросить множество самых разных людей в школе и в больнице. Надеюсь, с этим не возникнет никаких затруднений?
Шлемм по-прежнему не был настроен отвечать, в то время как казначей, по-видимому, решил, что молчание начальника обязывает его не просто сотрудничать с полицией, но делать это с энтузиазмом, а потому энергично закивал.
После небольшой паузы декан произнес:
— Если у вас все, инспектор…
И сама фраза, и тонкая улыбка на губах декана, и его вздернутые брови намекали на окончание аудиенции. Поднявшись, Касл извинился за отнятое время, получил заверения в том, что ничего страшного он не совершил, и вышел из кабинета. Вслед за инспектором кабинет декана покинул и казначей, получивший распоряжение оказывать полиции всяческое содействие.
После их ухода Шлемм долго сидел в кресле, задумчиво глядя на телефон. Наконец он поднял трубку.
— Мисс Ханнер? Соедините меня, пожалуйста, с профессором Гамильтоном-Бейли.
