– Не сомневаюсь, – ответил с мягкой улыбкой Нгок.
– Прикажи своим людям, чтобы ночью не снимали наблюдения за Ву, – счел нужным напомнить Фыонг. – Этого негодяя нужно изобличить как можно быстрее.
– За ним следят лучшие люди из военной разведки, – успокоил его Нгок. – Если он предатель, не уйдет от наказания.
– Он предатель, – сказал Фыонг. – И сомнений нет.
Он тяжело поднялся с кресла.
– Ты останешься здесь?
– Да. Еще много дел.
– Как только что-то получишь, немедленно звони мне.
– А Ми-Ле не заругает? – засмеялся Нгок. – Вторую ночь она не знает покоя.
– Ничего, – отмахнулся Фыонг. – Выдержит. Она у меня молодец.
Уже на пороге он остановился.
– А на день рождения Хоа ты все-таки приходи. Что бы ни случилось.
– Обязательно, – кивнул Нгок.
Оставшись один, он прошелся по кабинету, глянул в окно. Внизу развернулась машина, увозя Фыонга домой.
Нгок вздохнул и вернулся за рабочий стол.
19 июня, Южный Вьетнам
Наконец часовой под дверью захрапел. По прикидкам Романа, было не позднее половины первого. Ночные звери выли и рычали в полный голос.
Самое время действовать.
Он подполз к Брэксмару и зашептал ему в ухо:
– Профессор, вы спите?
– Нет, – отозвался тот.
– Надо уходить отсюда.
– Как?
Вопрос Романа порадовал. Если интересуется, значит, будет помогать.
– Попробуем через крышу. Я вылезу и оглушу часового. Затем выпущу вас, и мы захватим катер.
– Хорошо. Что мне делать?
– Ложитесь на бок и давайте мне руки.
Брэксмар, пленник со стажем, тут же развернулся спиной к Роману. Тот вцепился зубами в веревку и принялся, несмотря на разбитые губы, так яростно жевать ее, трепать и тянуть, что растерзал в пять минут.
– Теперь развяжите меня.
Руки у Брэксмара онемели, поэтому с путами Романа он возился минут десять, иногда пуская в ход зубы. Но все-таки развязал.
Роман поднялся и вытянулся на цыпочках, щупая жерди, из которых была сделана крыша. В одном месте обнаружилась прореха, в которую, сквозь наваленные на жерди сухие пальмовые листья, пролезла рука.
Действуя предельно осторожно, Роман принялся легкими тычками расширять прореху, прислушиваясь к храпу часового. Когда образовалась дыра, достаточная для того, чтобы он смог в нее протиснуться, он на минутку вернулся к профессору.
– Я быстро. Потерпите пару минут, и я вас выпущу.
– Не стоит тратить на меня время, – ошарашил вдруг Брэксмар, – я с вами не пойду.
Роман замер.
– Почему?
– Я вам объяснял. Продолжать свою работу я не буду. Принуждения не потерплю. Поэтому не вижу смысла отягчать вам жизнь своим присутствием.
«Старый дурак, – выругался в сердцах Роман. – Это своим отсутствием ты отягчишь мне жизнь».
– Профессор, но я не могу оставить вас здесь.
– Я понимаю, у вас нет выбора. Вы должны либо доставить меня по месту назначения, либо убить. Я готов к смерти. Пожалуйста, делайте свое дело. И уходите, пока есть возможность.
«Рюкзак у Хуана выкрасть сложно, – лихорадочно соображал Роман. – Профессор заартачился, и, похоже, всерьез. На уговоры нет времени. Один я его отсюда не унесу. А без него и без рюкзака вернуться не могу. Слепцов, поди, и так рвет и мечет. Значит, надо кончать его здесь и идти за рюкзаком. Опасно. Но пока тихо, можно попробовать. Эх, мне бы сейчас Чоя…»
Роман заколебался. Все-таки убить гения не так-то просто. Не физически, конечно. Тощая шея профессора ломалась одним движением. Морально. Из тех десятков и сотен человек, которых Роману довелось убить, этот был первый, на которого у него не поднималась рука. Что-то было в этом старом чудаке такое, что бесспорно ставило его выше обычных людей. Оборвать его жизнь – не значило ли лишить мир уникального явления, без которого этот мир непоправимо обеднеет? И не слишком ли непосильная ноша – взвалить на себя такой грех?
С другой стороны, оставить его в живых, значит, обречь мир на неизвестность, которая может обернуться войнами, хаосом и чудовищной катастрофой. И избавить от него мир – не значило ли спасти этот мир?
Пока Роман раздумывал, теряя драгоценное время, Брэксмар молча ждал. Он не делал попытки спастись. Как видно, он действительно был готов к смерти. А возможно, и хотел ее. Не так-то просто смириться с тем, что лекарство, изготовлению которого ты посвятил всю жизнь и которое должно было вылечить все болезни, на поверку оказалось страшным ядом.
«Ладно, – решил Роман, – выберусь, открою дверь и еще раз предложу профессору идти со мной. Возможно, увидев, что путь свободен, он изменит свое решение. Если нет – выбора у меня не останется».
– Сидите тихо, – шепнул он и подался к лазу.
Храп часового смолк. Наверное, повернулся на бок. Вокруг было тихо. Лагерь спал.
Пора.
Роман ухватился за жерди, подтянулся – и через несколько секунд оказался на крыше. Гимнаст из него был плохой, бок сильно болел и мешал двигаться. Но все-таки он сумел выбраться из клетки, что само по себе внушало оптимизм.
Часовой сидел под дверью, и его не было видно.
Тем лучше.
Стараясь не шуршать, Роман слез на землю и двинулся к двери, прижимаясь к стене. Тьма вокруг стояла непроглядная, и лишь слабо прорывающаяся сквозь деревья луна позволяла различать очертания хижины и стоящих вдали построек.
Добравшись до угла, Роман замер. Часовой сопел в двух шагах, подпирая собой дверь. Роман, глаза которого привыкли к темноте, потихоньку высунул из-за угла голову, чтобы определить угол атаки.
И в этот миг тяжелый удар обрушился на него, и он, теряя сознание, опрокинулся на траву.
Очнулся он уже на голой земле. В лицо ему бил яркий свет. Щурясь, Роман различил стоящего над ним Хуана. Все его головорезы были здесь же.
Подергал руками. Связаны. Кроме рук, на этот раз ему связали и ноги. Он был беспомощен, как младенец.
И почему-то он был совершенно гол, не считая оставшихся на нем трусов.
– Ну что, Бен? – спросил Хуан, издевательски ухмыляясь. – Далеко хотел уйти?
Роман кашлянул. С правой стороны головы отдалось мозжащей болью. Это часовой саданул прикладом, когда он высунулся из-за угла. Должно быть, они с Брэксмаром слишком бурно выясняли отношения.
Брэксмар стоял рядом. Стиснутый с обеих сторон, он виновато глядел на Романа.
Ему-то в чем себя винить? Самому надо было действовать осторожнее. Поспешил – и вот результат.
А может, подумал Роман, профессор считает себя виноватым в общем смысле? Дескать, если бы не его
