Она ответила не сразу. Сердце сжалось, несмотря на все ее усилия никак на него не реагировать.
– Потрясающе, – согласилась она, не шевельнувшись и не повернув головы.
У него появился спортивный интерес.
– Ты совсем не веселишься!
На этот раз ей пришлось повернуться к нему, иначе это было бы откровенной грубостью. Она мысленно подготовила себя к встрече с черными сияющими глазами и чувственными губами, которые казались такими же потрясающими, какими она их помнила в свои семнадцать лет.
– С чего ты взял, что я не веселюсь?
– Весь вечер стоишь одна, – почти шепотом сказал он.
– Вот, уже не одна, – сухо заметила она.
Его глаза сверкнули, приняв вызов.
– Хочешь, чтобы я ушел?
– Вовсе нет, – не задумываясь, сказала она. – Вид на ночное небо доступен всем желающим! Не претендую на монополию в данном вопросе.
Теперь он был действительно заинтригован.
– Ты не сводила с меня глаз, саrа.[2] – мягко начал он.
Так он заметил это! Странно, ведь женщины, не сводящие с него глаз, давно уже стали для него обыденностью.
– Каюсь! Наверно, я первая, кто не сводила с тебя глаз? – с издевкой бросила она.
– Я не запоминаю такие мелочи, – ответил он небрежно.
Она открыла было рот, чтобы ввернуть что-нибудь колючее, но взяла себя в руки. Когда—то он был с ней мил и ласков, и не его в том вина, что еще не созревшая женщина нашла это недостаточным. Не его вина и в том, что он был настолько ослепительным, что она воспылала к нему любовью школьницы, а он не ответил взаимностью. Она улыбнулась.
– Ну, и как тебе Хембл?
– Я не впервые здесь, – сказал он тихо.
– Я знаю.
– Знаешь?
– Ты не помнишь меня, да?
Удивленно и внимательно он посмотрел на нее. Это была девушка не его типа. Узким бедрам и длинным ногам он предпочитал невысоких девушек с округлыми формами. Лицо ее можно было назвать не столько красивым, сколько интересным. Скорее сильное лицо – с умными серо—зелеными глазами, волевым подбородком и широкими скулами, отбрасывавшими на щеки легкие тени. Сложнее было определить, цвет ее волос. Был ли этот цвет натуральным? Волосы были полностью зачесаны назад и затянуты в хвост. Шелковое зеленое платье, достаточно строгое, облегало фигуру, не скрывая загорелых ног. Единственной яркой деталью в ее наряде были расшитые блестками босоножки, из которых кокетливо выглядывали накрашенные розовым лаком пальчики.
– Нет, – сказал он и покачал головой. – Я тебя не помню. А должен?
Конечно же, он ничего никому не должен!
– Не бери в голову.
Она дернула плечами и снова отвернулась к окну, но он взял ее за руку, и она затрепетала.
– Так расскажи мне об этом, – сказал он ласково.
Она засмеялась.
– Нечего тут рассказывать!
– Все равно расскажи!
Ева вздохнула. Зачем, черт возьми, она вообще подняла эту тему? Потому что любила говорить все прямо? Или потому, что на работе привыкла исследовать человеческие реакции и чувства?
– Ты приезжал сюда как—то летом, очень давно. Тогда мы и виделись. Правда, были едва знакомы.
Лука на секунду нахмурился, но тут же лицо его прояснилось. Так это не одна из тех, с кем он переспал и тут же забыл. За то долгое жаркое лето такой была – он помнил – одна—единственная женщина. Одна— единственная. Но сейчас перед ним стояла ее полная противоположность – с удивительно проницательным взглядом и собранными сзади волосами.
– К сожалению, сага, я так ничего и не припоминаю. Напомни, пожалуйста.
Тем летом Ева зарабатывала деньги, которые, увы, никогда не водились у нее в изобилии. С тех пор как умер отец, мать вышла на работу, чтобы обеспечить Еве нормальное существование, но денег все равно не хватало на те вещи, которые так нужны семнадцатилетним девушкам. Платья, туфли, компакт—диски, косметика, безделушки.
Ева была вне себя от радости, получив на лето место официантки в престижном яхт—клубе. Она никогда не вращалась в кругу людей, занимающихся лодочным спортом, не привыкла к их сверкающим яхтам, дорогой одежде, круглогодичному шоколаду загара и роскошным вечеринкам. У нее не было опыта работы официанткой, но в городке знали ее трудолюбие. Тот, кто нанял ее, понимал, что ей действительно нужна работа, а не способ найти богатенького бойфренда. И вот как—то одним прекрасным днем у их
