восхищенно покачал головой, свистеть не стал.
Сашина квартира по-прежнему не отвечала, прижимавший к уху трубку Николас мрачнел всё больше. Он уже не сомневался: что-то случилось.
У Вали же рот не закрывался ни на секунду. За рулем она вечно болтала без умолку, напоминая Нике жителя Чукотки, который едет на оленях по бескрайней тундре и поет нескончаемую песню обо всем, что попадается ему по дороге.
– Во козел, сам на «волге», а эмблему от «мерса» прифигачил. То есть, прицепил. Круто было бы наоборот: едешь на спортивном «мерсе», а на капоте олень, как знаете, с 21-ой «волги». Классная вещь… Ой, глядите, глядите: мужик на «мини», и, главное, гордый такой. Я понимаю, когда девушка на мужской тачке, но когда мужчина на такой финтифлюшке катит – фи. Он бы еще в «смарткар» уселся. Сто процентов гомик. Я всегда их по машинам вычисляю. Вот у меня один знакомый…
– Давай скорей, а? – попросил Фандорин и включил радио, чтобы не слышать Валиного потока сознания.
Да и отвык он как-то ездить без включенного радио. Смотреть телевизор Ника давно уже перестал. Нечего стало. Новости по всем каналам одинаковые, шоу одноклеточные, ну а фильмы удобнее крутить с диска.
Ника вообще стал замечать, что российское радио, казалось, окончательно вытесненное телевидением, в последнее время вступает в эпоху возрождения. Одна из главных причин – поголовная автомобилизация. Каждый день миллионы людей в больших городах и на трассах тычут пальцем в кнопки FM-диапазонов – и всякий может найти себе станцию по вкусу. Выросло целое «Поколение FM». Летом едешь с открытым окном, слушаешь музыку, несущуюся из соседних машин, и сразу понимаешь, что за человек сидит за рулем. Скажи, какую частоту ты слушаешь, и я скажу, кто ты.
Существует, правда, особая разновидность радиоманов, к которой причислял себя и Ника. Это люди, без конца перескакивающие со станции на станцию. Что-то вроде нервного тика.
Волна, на которую Фандорин угодил с первой попытки, носила странное название «Узкое радио-2» и исполняла нечто удивительное: государственный гимн в джазовой обработке. «Россия, великая наша держава, у-у-у, Россия, священная наша страна, oh yeah», – подвывала певица с блюзовыми модуляциями.
– Уберите, тошнит, – попросила Валя. Ника согласился:
– Да, официоз с задушевинкой – это противно.
Переключился на либеральное «Ухо Москвы».
Там, как обычно, шла перебранка в прямом эфире с прозвонившимися радиослушателями.
«Я вижу, мадам, вы по-русски не понимаете, – гремел ведущий, легко заглушая лепет собеседницы. – У вас в ушах, очевидно, бананы. Гудбай. Следующий звонок». «Из Йошкар-Олы я, меня зовут Венёй, – послышался ленивый, врастяжку голос. – Вот у меня такой вопрос к вам, мигрантам. Вы когда коренному населению долги думаете возвращать?»
Ведущий хищно рассмеялся. «Мигранты – это евреи, что ли? Здравствуйте, господин антисемит, давненько вас что-то в эфире не было». «Почему только евреи? И славяне тоже, – невозмутимо ответил житель Йошкар-Олы. – Пришли на нашу финно-угорскую землю, расплодились здесь, а исконному населению долги платить не желаете. В Америке вот у индейцев всякие льготы, в Австралии аборигенам тоже лафа, в Новой Зеландии маори вообще как сыр в масле катаются. А у нас? Тут ведь всё наше, финно- угорское, испокон веку. Даже „Москва“ – наше слово, не славянское. Мы вас, конечно, не гоним. Пришли – живите, но совесть-то надо иметь…»
Ника с удовольствием послушал бы, что ответит на этот вопрос ведущий, но Валя буркнула:
– Ну их, тягомотина.
Переключилась на безоблачное радио «Минимум». Бархатный голос с глубокой убежденностью пропел: «Жить нужно только очень хорошо, выбирая то, что сердцу мило…» Песня была дурацкая, зато голос красивый, с медовой тягучестью. Однако Валя опять не дала послушать, «попсу» она принципиально отвергала. Нажала на кнопку – и была жестоко наказана за снобизм. «Радио Шарман», специализирующееся на уголовном фольклоре, хрипло, со слезой взвыло:
Компромисс нашелся на волне «Вашего радио». Под песню о том, как в девичьих глазах наловить перламутровых рыбок и на базаре потом их по рублю продавать, Фандорин снова набрал Сашин номер.
Молчит!
Вышли из машины во дворе.
– Ширяла не вернулся. Свет не горит, – сообщила Валя, глядя на окно Рулета.
Ника тем временем разглядывал окна в доме напротив. Которые из них морозовские? Кажется, вон те.
Сердце так и сжалось.
– А у Саши горит! – охнул Николас. – Почему же она не берет трубку?!
– Спокойно, шеф. Сейчас разберемся.
Валя первая направилась к подъезду. На секунду задержалась возле черного «мерседеса» – единственной иностранной машины в этом явно небогатом дворе.
– «Мерин»-то сильно юзаный, – с ходу определила Валентина. – Десятилеточка, как минимум.
Но Фандорину было не до того, он обогнал помощницу и первым вбежал в подъезд.
На звонки квартира ответила молчанием.
– Ломай, – бледнея, приказал Ника.
– Яволь!
Валя отошла к противоположной стене, скакнула вперед, подпрыгнула и с визгом ударила ногой в дверь. Наличник треснул, створка покосилась, выскочив из короба. Фандоринская ассистентка чуть приподняла дверь и прислонила к стенке коридора.
– Силь ву пле, Николай Александрович. Николас замер на пороге, прислушался. Шум воды и еще какой-то странный звук – будто тихонько поскуливает собака.
Обычная малогабаритная двушка: слева кухня, дальше по коридору две спальни, в конце – совмещенный санузел. Именно из ванной доносились и шум воды, и жалобный скулеж.
– За мной!
Пробежав коридором, Ника дернул дверь санузла (она оказалась незаперта) и замер.
Саша сидела в ванне, откинув голову назад, с зажмуренными глазами. На голове у нее были
