наушники, в мыльнице лежал плейер.
– «Иду в поход, два ангела вперед. Один душу спасает, другой тело бережет», – щенячьим голоском, перевирая мелодию, пела она.
– Ну вот, шеф, а вы стремались. В смысле, нервничали, – хихикнула Валя. – Только дверь зря разломали.
Саша приоткрыла один глаз, увидела в неосвещенном проеме две фигуры и пронзительно заверещала.
Николас шарахнулся в коридор.
– Саша, извините! – крикнул он, еще не придя в себя. – Вы не брали трубку, и я, то есть мы, переполошились. Мало ли что. Вдруг этот наркоман к вам ворвался. Или, ну не знаю…
– Уф, как я напугалась! – облегченно воскликнула Саша. – Сама виновата. Я, когда устану, всегда залезаю в ванну и музыку слушаю. Могу весь день так просидеть. Когда все дома, не получается – Антонина Васильевна ругается. А сейчас я же одна… Это вы меня извините. Надо было телефон с собой взять.
– Давай-давай, вылезай. На вот полотенце, – сказала Валя, на правах женщины оставшаяся в ванной. – Сейчас, шеф, мы быстренько.
Фандорин отошел от ванной подальше, но голоса все равно доносились – главным образом, Валин, потому что Саша на вопросы отвечала тихо, не разобрать.
– Э-э, солнышко, педикюр надо делать, стыдно – взрослая уже… Сиськи-то еще растут, что ли? Нет? С этим работать надо. Плоскогорье какое-то, подмосковная Швейцария. У меня раньше тоже ничего не было, а теперь, погляди, Казбек с Эльбрусом. Ты пощупай, пощупай. Ничего, вот найдем рукопись, баблом разживешься, я тебе хорошую клинику подскажу…
Чтобы не подслушивать интимности, Николас перебрался в комнату – ту, что побольше.
Жили Морозовы, прямо сказать, небогато. Судя по мебели, двадцатиметровое помещение служило одновременно гостиной, кабинетом и родительской спальней. Все стены сплошь заняты книгами, лишь посередине один-единственный просвет, и там висит картина в раме: копия с хрестоматийного портрета Достоевского.
Но распознавались и приметы недавно свалившегося достатка – новехонький телевизор, раскрытый ноутбук с еще не содранными цветными наклейками.
Несколько минут Ника простоял, разглядывая картину кисти художника Перова.
Странно. Почему кажется, что энергетический центр полотна не в задумчивом лице писателя, а в спокойных, крепко сцепленных руках? И как жуток этот черный, зловещий фон! В нем явная угроза. Будто в любой миг чернота может сомкнуться, и вместо Федора Михайловича получится непроницаемый «Черный квадрат».
Ну, а потом в комнату вошли девушки, и разгадывание ребуса продолжилось.
– Нет, ни про вокзал, ни про банк папа ничего не говорил… 100? Не знаю… Посчитать? Не знаю…
Саша сидела на кровати в линялом халатике, с обмотанными полотенцем волосами и ужасно старалась хоть чем-то помочь, но проку от нее не было никакого – во всяком случае, так казалось вначале.
Через час безрезультатного мозгового штурма, когда у Ники задымилась голова, он выудил из бумажника заветный дублон и тоскливо уставился на сдвоенный профиль венценосных супругов. Фальшивое золото скучно поблескивало на ладони, помогать дедукции не желало.
Саша Морозова, наверное, уже в десятый раз повторила:
– Это обязательно что-нибудь про Федора Михайловича. Папа ничем другим не интересовался. Про Федора Михайловича знает всё-превсё, а про остальное почти ничего. Я иногда прямо удивлялась. Он даже Филиппа Киркорова не знает, представляете? Один раз увидел по телевизору, случайно, и говорит: «Ой, смотрите, какой смешной! Зовут как меня – Филиппом. Кстати, чем-то на Настасью Филипповну похож». Это из романа «Идиот», – сочла нужным пояснить Саша.
– Знаем, кино смотрели, – с достоинством ответила Валя.
Глядя на монету, Ника задумчиво повторил – в сотый раз:
– «Посчитай его». Кого? Или что? – И вдруг вздрогнул. – Вы говорите, это непременно связано с Достоевским? Так, может, не «его», а «Его», в смысле, писателя? Но как можно его посчитать?
Валентина пожала плечами:
– Хренотень какая-то. То есть, нонсенс. Ну Федор. Ну Михайлович. Ну Достоевский. Чего тут считать-то?
Ладонь, на которой лежал дублон, словно щекотнуло.
– Валюта, ты – гений! – воскликнул Ника и быстро написал на листке:
– Если посчитать количество букв в имени писателя, получается 26. То есть, сначала 100, потом 26.
– Ну и фигли? То есть, что вы хотите этим сказать? – Валя посмотрела на листок, на Фандорина. – Кстати, шеф, почему слово «гений» не имеет женского рода?
Ника отмахнулся.
– Сто, потом двадцать шесть. Сто, двадцать шесть… Хм… Раз сначала идут цифры, то и потом должны быть тоже числительные. Что там было дальше? Валя, прочти по записям.
– Да я наизусть помню. Попросил голову отстегнуть. Выдрал из подушки зубами перышко. Потом долго шевелил пальцами. Сказал: «И наконец вот так!» Откусил пуговицу и выплюнул. Дальше принялся на Сашку облизываться и матом запустил. Цитировать?
– Не надо. Это было уже после того, как он сказал: «А уже всё».
Николас вертел монету, пытаясь ухватить ускользающую мысль.
Его взгляд упал на портрет.
– Перо! – закричал магистр так, что девушки дернулись. – Портрет Перова! Морозов шевелил пальцами… И на портрете пальцы! Их надо сосчитать? Но зачем? Сколько у человека может быть пальцев?
Он подошел к картине, стал считать – тут его ждал сюрприз. Пальцев оказалось не десять, а девять. Один был не виден!
– Девятка, девятка! – Николас оглянулся на девушек, которые тоже смотрели на картину, прижавшись к нему с двух сторон. – 100-26-9. И еще какая-то пуговица… Вот, есть пуговица! – Он ткнул в сиротливую пуговицу на сюртуке угрюмого классика. – Причем всего одна, а это необычно! Наверняка ее и имел в виду Морозов. Последнее звено – 1. Таким образом, мы имеем семизначное число 1002691.
– А что это такое? – спросила Саша, глядевшая на него во все глаза.
– Не знаю. Из семи цифр, например, состоят московские телефонные номера.
Помощница вынула из кармана мобильник.
– Звоним?
– Ни в коем случае. Валя, твой карманный компьютер при тебе?
– Само собой.
Валя уже поняла сама.
– Сейчас сделаем, шеф. Вы вот меня ругаете, что я ворованные базы данных покупаю, а они нам сейчас ого-го как пригодятся. У меня на жестком диске и МГТС, и все операторы мобильников имеются… Сейчас загружусь.
Она достала чудо техники, крошечный компьютер, с которым никогда не расставалась, и всего через минуту доложила:
– Есть 100-26-91! Только это родильное отделение. Вот, сами посмотрите. Звонить?
Николас сник. Неужели он ошибся и это не телефонный номер, а что-то совсем другое? Или
