Сегодня его одиночество, его жизнь без Нины кажется ему особенно невыносимой. И сегодня князь Андро решил просить руки любимой девушки, просить ее быть ему подругой и женою.
Сейчас они остались наедине. Дети ушли. Люда тоже. Минута самая подходящая. Одно только слово, одно!
— Кузина Нина, — с волнением звучит голос есаула. — Я должен поговорить с вами…
Она поднимает голову, ласково взглядывает на него.
— Что-нибудь о детях, Андро? О Вале? По правде сказать, мальчик этот начинает беспокоить меня. Слишком сильно накидывается он на всевозможные отрасли науки и так же быстро меняет их. Селима легче воспитывать. Еще меня волнует Даня. Девочка эта щедро одарена от природы талантом и тщеславием. Чем больше — ответить затрудняюсь.
— Милая Нина, вы вся для других, вся для вашего питомника. Неужели нет у вас мысли о личном счастье?
Голос Андро дрожит. Глаза ищут взгляда Нины. И вдруг падает и обрывается последнее препятствие.
— Нина, моя светлая отрада, моя сильная, гордая, смелая девушка, я люблю вас, — говорит он смело, сильно, вдохновенно. — Я немолод и немало перенес горя, но моя душа — это светильник, зажженный вами. Мы знаем хорошо и много лет друг друга. Нина, радость жизни моей, хотите ли вы стать женою Андро Кашидзе?
Слова полетели, унеслись в темноту, к самым звездам, казалось, к голубому карталинскому небу.
И в самую глубину сердца Нины Бек-Израил упали эти слова. Ее лицо меняется, бледнеет. Ее глаза яркими звездами глядят в другие темные, ясные, знакомые, дорогие.
— Князь Андро Кашидзе, друг мой и брат мой, — говорит она. — Я люблю вас, после памяти моих близких, больше всего на земле. Но моя жизнь — трудная задача: дать бедным осиротевшим детям воспитательницу, мать. Если я соединю мою жизнь неразрывно с вашей, Андро, брат мой, единственный и любимый, я должна буду вам и моим собственным будущим детям отдать себя всю. Всю посвятить собственной родной семье. И эти бедные жалкие ребятки отойдут поневоле на второй план, стушуются, поблекнут в моем представлении. Изменится тогда и моя жизненная задача. Нет, Андро, любя меня, не просите меня об этом. Отдадим наши силы на общее светлое дело и останемся братом и сестрою, как прежде, как всегда. Я люблю вас и верю вам, Андро, и горжусь тем, кого люблю.
Последние слова срываются с дрожью. Бледнеет личико Нины.
Князь Андро встает и целует ей руку.
Ни горя, ни упрека нет в его душе.
Разве все это не прекрасно? Разве жертва благородной, великодушной девушки не есть лучшее доказательство ее новой духовной красоты?
Он низко склоняется перед нею.
— До свидания. Благодарю. Я счастлив дружбой такой сестры, как вы, Нина, — говорит он тихо, глядя на нее, потом медленно выходит из кунацкой, спускается вниз с галереи в чинаровую аллею.
У ворот Аршак под уздцы держит его коня.
— Какая чудная ночь, батоно! — говорит он.
— В такую ночь, Аршак, Господь особенно добр к людям, — отвечает князь, вскакивая на седло.
Княжна Нина остается в кунацкой. Она еще так молода. И, кажется, достойна любви. Так грустно расставаться, с туманной хотя бы мечтой о счастье. Она любит Андро всеми силами души. Но ее гнезду, ее милому питомнику должны принадлежать все ее силы. Что значит ее собственное счастье перед великой задачей, возложенной на нее судьбою!
— Будь мужественна, Нина! Будь мужественна! Не забывай: ты названная дочь князя Георгия Джаваха, ты внучка Хаджи-Магомета, прекраснейших из людей! — шепчут ее побледневшие губы.
А слезы все накипают — непрошеные, тихие слезы, накипают, тают и падают ей на грудь.
— «Друг», что с тобою? Ты плачешь? Кто тебя обидел? Скажи. Клянусь тебе, кинжалом расплачусь я с тем, кто осмелился обидеть тебя, будь это татарин или свой грузин, олозонец! — пылко произнес Сандро.
— Сандро, мой мальчик, успокойся, меня никто не обидел. Но что с тобою? Ты весь дрожишь!
Трепещущий, с огромными глазами, стоит Сандро перед Ниной. Губы его сводит судорогой. Руки бесцельно хватаются за чеканный пояс и кинжал.
— Она убежала, «друг»! Она исчезла! Скрылась! — срывается с его губ.
— Кто, Сандро? Кто? Говори, во имя неба, скорее!
— Она… Даня Ларина. Но мы найдем ее. Не пугайся. Найдем непременно.
Но Нина лучше кого бы то ни было знает, что не ей пугаться, не ей — славному потомку могучего лезгинского племени, не ей — дочери непроходимых дагестанских ущелий! Страх неведом с детства этой отважной душе.
Мгновенно она охватывает всю сущность дела. Быстрыми шагами проходит во внутренние покои гнезда.
К ней навстречу бросается Людмила Александровна, вся в слезах.
— Ее нигде нет. Она всех нас провела, обманула!
— А арфа, арфа дома? — неожиданно вспоминает Нина Бек-Израил.
— Нет. И арфы ее нет. Она взяла ее с собой.
В одну минуту княжна овладевает собой. Мысль, быстрая, как птица, проносится в ее мозгу.
Она распахивает окно, высовывается в него до половины и громким, повелительным голосом кричит:
— Аршак! Павле! Седлайте коней! А вы, мальчики, Селим, Сандро, Валь, — прибавляет она, — сюда, ко мне скорее! Сейчас же скачем за нею! Ночью, в темноте она не могла уйти далеко.
В доме поднимается суета. Мелькают фонари во дворе, в конюшне.
Селим, взволнованный, протискивается к Селтонет и шепчет:
— Не бойся, Селта, она уже далеко. Сам ветер не догонит ее.
Лицо Селтонет озаряется улыбкой. Торжество, злая радость так и искрятся в нем.
— Наконец-то сгинула белобрысая девчонка!
Но сразу хмурится лицо, исчезает радость. Она хватает за плечи Селима, приближает к его лицу свое.
— А если они догадаются? Если станут допытываться, спросят? — спрашивает она.
— Селта, — отвечает Селим, сдвигая на затылок папаху. — Селта, я скорее вырежу себе язык кинжалом, нежели они узнают правду от меня.
И, характерно гикнув, бросается к коням, где уже собрались все остальные.
ГЛАВА 6
Величественно и гордо вздымаются горы. Мохнатые, темные купы деревьев кроют их склоны. Уступ за уступом, терраса за террасой. Целая лестница вверх, к белой, покрытой вечным снегом шапке старого великана Эльбруса. Синеватым туманом окутаны горы. Грудь их темна, а белые вершины сверкают ослепительным светом в лучах восходящего солнца.
Простым взглядом не окинуть эту великолепную, непобедимую голову. Ослепнешь в ее сиянии в яркое летнее утро. Среди теснин — зеленые, как изумруд, долины, прорезанные потоками, берущими свои воды и силы у знаменитого аварского Койсу, этого князя-властителя всех дагестанских рек. Там, где княжество Койсу, там голые, дикие скалы, там редкие сосны, простоявшие века, там цепкие кусты карагача
