вопреки первоначальным предположениям, отправлен в Баку не был, так как первый привёз вполне достаточный фотографический материал. 15 января эскадрилья бомбовозов вылетела из Хестона (Лондон) в Хабания (Ирак). Всё это приходится, видимо, рассматривать не в плоскости какого-либо немедленного выступления англичан против нас(общая военно-политическая ситуация сейчас несколько иного порядка), а в плоскости подготовки на случай конфликта с ССР в дальнейшем ходе войны.
Ворошилов оторвал глаза от обеих документов и взглянул в лицо Сталина. Тот был в бешенстве. Только стальная воля удерживала Вождя от того, чтобы не начать кричать. Мёртвым, каким то неживым голосом он процедил:
— Ты ПОНЯЛ, Клим?
— Что, Коба?
— Клим! Ты ПОНИМАЕШЬ, ЧТО на самом деле это значит?
Нарком лихорадочно прокрутил все возможные варианты и начал:
— Ну, Коба, не стоит так волноваться. Англичане испокон веков нас не любили. Ещё со времён Петра, чай…
— Чай?! Клим! Ты действительно дурак, или прикидываешься?
Товарищ Сталин!
— Товарищ Сталин, товарищ Сталин… Только и знаете — товарищ Сталин! Клим — это ещё одна ВОЙНА! Майский — предатель, как и все литвиновцы! Он СОЗНАТЕЛЬНО вводит нас в обман! Посуди сам — почти ПЯТЬДЕСЯТ тяжёлых бомбардировщиков! А мы — … он вновь передразнил текст донесения — тридцатью снарядами и пулемётом! И НИ ОДНОГО повреждения! Где были авиаторы? Наши соколы? Или только могут в синих галифе по Красной площади гулять?! Зажрались? Обнаглели? Сволочи!
Он швырнул трубку на стол с такой силой, что у той отвалился чубук. Ворошилов похолодел — никогда он ещё не видел Сталина в таком гневе…
— Уже почти три месяца топчемся на финской границе. Гитлер заключил мирный договор с Англией и Францией. Его войска сейчас усиленно перебрасываются к нашей границе! В Ираке — английская и французская авиация. БОМБАРДИРОВОЧНАЯ, заметь, Клим! Поляки высадились в Нарвике. Вместе с канадцами. Тоже думай, Клим. А у нас? Ты знаешь, какие у нас потери? Сколько танков сожгли? Сколько самолётов сбили? А знаешь ли ты, товарищ Народный Комиссар, что нам НЕЧЕМ сбивать новейшие американские бомбовозы? Ни наши пушки, которых у нас нет, ни наши истребители их ДОСТАТЬ не могут. Чем занимается Шамшурин? Гонит старьё? Почему товарищ Поликарпов не даст нам новые истребители? Почему молодой товарищ Яковлев не дал нам новые самолёты? Почему наши представители во Франции, наши товарищи в Америке не могут купить нам новейшие, лучшие моторы для советских самолётов? Почему, я тебя спрашиваю, Клим?
Внезапно, как с ним часто бывало, Иосиф Виссарионович вдруг успокоился, и совсем другим голосом произнёс:
— Иди, Клим. К себе, в Генеральный штаб иди. А там сядь, и ДУМАЙ, ЧТО нам делать. Но учти — что англичане, что французы на нас нападут — это вопрос РЕШЁННЫЙ. Для них. Гитлер? Не знаю, но думаю, что он тоже нападёт. И очень скоро. Крайний срок — весна. Возьми с собой Лаврентия, нечего ему тут народ пугать, и завтра к утру, а лучше — в 10.00 ко мне, с Тимошенко, Молотовым, Калининым, Шапошниковым, Будённым. И будьте готовы к ОЧЕНЬ серьёзному разговору… Иди, Клим. Иди…
…В Южную бухту Севастополя возвращался лидер «Ташкент». Гордость советского Черноморского флота. На набережной толпы жителей встречали корабль. Гремела музыка, слышались возгласы восхищённых севастопольцев. Ещё бы — самый красивый и мощный корабль, вызывавший многочисленные вздохи всех местных красавиц, и мечта всех мальчишек города, мечтавших служить на нём. Вот он сбавил ход, врубил машины на задний ход и мягко коснулся плетёных кранцев. Полетели толстые сизалевые канаты, которые ловко принимали швартовые береговые команды, обвязывая массивные чугунные кнехты пирса. Лидер замер, короткая команда — парадный трап с сухим треском ударился о камни пристани. Первым по нему сошёл капитан корабля, чётко прошагал короткую дистанцию до встречающих его и отрапортовав, отдал честь. Командующий флотом адмирал Октябрьский отсалютовал в ответ, затем крепко обнял командира, незаметно для всех что-то прошептав ему на ухо. Ничто не отразилось на лице капитана, и дальнейшая церемония прошла по графику, как обычно. Сошли на берег увольняемые командиры и члены экипажа, подъехала горьковская легковушка, в которой уехало командование флота, и только потом, оставив за себя старшего помощника, благо тот был холостяк, капитан «Ташкента» отправился в город на ждавшей его старенькой «НАМИ-1»… Но машина не повезла его на городскую квартиру. Легковушка затормозила возле ничем неприметного здания, тем не менее известного каждому севастопольцу — в нём размещалось управление НКВД флота. Там краскома уже встречали. В номерном кабинете он выложил извлечённый из особого чемоданчика толстый пакет, затем отдал честь и только тогда смог отправится домой… Начальник разведки долго просматривал фотографии и узкие ленты фотоплёнки, затем нажав кнопку звонка вызвал молодого сержанта.
— Товарищ Трифонов, эти документы немедленно отправить в Москву, курьером. Самым быстрым путём, самолёт будет готов к вылету через тридцать минут.
— Есть, товарищ старший майор…
…Взревели моторы, и постепенно набирая скорость лёгкий «СБ» быстро покатился по полю, слегка подрагивая на незаметных глазу неровностях, и, через несколько метров разбега взмыл в воздух, беря курс на север…
В Баку был праздник. Сотни жителей города, так или иначе связанных с промыслами отмечали досрочное выполнение квартального плана. Нефтяные стахановцы выполнили задание не за три месяца, а за месяц с небольшим. Начальство щедрой рукой раздало премии и дало дополнительный выходной, предварительно, конечно, согласовав этот вопрос с горкомом и обкомом ВКПб. Там, впрочем, никто не возражал, поскольку и на них пролился щедрый дождь наград из Москвы. Гремели бубны, звенели трубы, завывали длинные карнаи. Люди праздновали. Многочисленные шашлычники щедро угощали прохожих, мороженщики сбились с ног, не успевая бегать за новомодным товаром на холодильники города. На кривых улочках города и центральной площади имени Двадцати Шести Бакинских Комиссаров, а так же Центральном Парке играли многочисленные оркестры. Словом, праздник отмечался с не меньшим размахом, чем Седьмое ноября. Так и повод был стоящий… И никто не заметил за блеском огней города, как по небу медленно ползли неразличимые невооружённым глазом силуэты огромных даже в такой высоте четырёхмоторных самолётов. А едва слышный звук их двигателей надёжно заглушался музыкой на земле…
…Уилбур Олбрайт бросил взгляд в боковое окошко пилотской кабины. Внизу сиял русский Баку. Русский! Он скрипнул зубами. Когда-то его отец владел не одной скважиной внизу, приносящей чистое золото. Но проклятые большевики отобрали ЕГО законное достояние. Ничего, сейчас он рассчитается с ними сполна. Глупые комиссары проспали налёт. Почти сто тяжёлых бомбардировщиков сбросят свой смертоносный груз на нефтяные вышки, уже виднеющиеся вдали в отблеске морских волн. Ещё семьдесят выгрузят зажигательные и фугасные бомбы на Грозный, взлетев с турецких аэродромов. Англо-французская эскадра уже вышла из пролива и взяла курс на базу русского флота в Севастополе. И одновременно сто тысяч солдат британского экспедиционного корпуса ударят по Мурманску из Норвегии, а финская армия, измотав Советы на неприступной линии Маннергейма ударит прямо по их проклятому Ленинграду! Всё! Советы рухнут, словно карточный домик… Британец слегка переложил штурвал и тяжёлый «Б-17» послушно лёг на боевой курс. Распахнулись бомбовые люки. Рука штурмана уже лежала на рычаге бомбосбрасывателя. Томительно потекли секунды, и вот…
— Пошли! Бомбы пошли на цель, сэр!
Спохватился штурман. Бомбардировщик озарился огнями бортовых ламп, уже ни к чему было соблюдать маскировку. По их сигналу и остальные самолёты принялись освобождаться от своего груза, высыпая десятки тонн бомб прямо на ярко освещённые прожекторами вышки, нефтепроводы, резервуары, заводы…
…Внезапно то в одном районе города, то в другом внезапно смолкала музыка, а затем вдруг пронзительный женский многоголосый крик прорезал тишину. Жуткий, отчаянный… Погасли многочисленные
