— Только что, — обратился он к Сю-Туню, вгрызаясь в пирожок с фасолью, — вы уловили смысл — как бы это сказать? — неудачного намека того юноши, Стручка, хотя разговор шел на местном наречии. Означает ли это, что, кроме китайского, вы владеете и нашим языком?
Иезуит, энергично растиравший тело в холодной воде, поднял к нему мокрое лицо. Его взгляд просветлел.
— Владеть — это слишком громко сказано. Я лишь понимаю, о чем идет речь. Но это правда: следуя примеру нашего магистра, господина Маттео Риччи,[3] все иезуиты стараются изучить язык и обычаи той страны, куда они отправляются. Так, сам Маттео Риччи настолько овладел китайским, что был способен переводить на этот язык латинские тексты. Кроме того, в знак уважения к местному населению, он одевался как китайский мандарин. Впрочем, мы и имена себе берем китайские. Сю-Тунь, например, означает «Просвещать на Востоке».
Он закинул руку, чтобы потереть себе спину, и мандарин Тан с удивлением отметил, что рыжее руно покрывало все его туловище. Выходит, эти чужеземцы почти целиком покрыты шерстью, даже в самых невероятных местах!
— Я сам, — продолжал иезуит, — выучил китайский язык во время пребывания в Китае, у принимавшего меня мандарина. В обмен на несколько лекций по астрономии он дал мне крышу над головой и палочки для пищи, что позволило мне немного изучить нравы и обычаи этой страны.
— Почему же вы покинули Китай? — спросил мандарин, приступая к третьему пирожку, начиненному мясом и пряностями.
Сю-Тунь на миг прервал плескание.
— Когда мой покровитель умер, я не знал, куда мне деваться. Я решил сесть на первый корабль, отплывающий в Европу. Но муссоны распорядились иначе.
Он усмехнулся и выжал воду из бородки.
— После кораблекрушения, которое мое судно потерпело у ваших берегов, вы любезно согласились приютить меня до тех пор, пока новый корабль не отправится в том же направлении…
Мандарин легко махнул рукой.
— Ну уж, муссоны задуют не так скоро!
— Не скажите, дорогой друг! Через несколько дней в порт должна прибыть португальская каравелла, направляющаяся в Малайзию, и я очень рассчитываю оказаться на ее борту! Пора уже мне доставить в Европу все то, что я узнал на Востоке!
Зажав двумя пальцами нос, Сю-Тунь окунулся с головой и проплыл несколько метров под водой. С берега мандарину Тану казалось, что это плещется гигантский угорь или прозрачный осьминог. Через мгновение иезуит вынырнул, тяжело дыша. Подтянувшись на худых руках, он вылез на берег.
Ученый Динь и мандарин в ужасе переглянулись. По всей спине их друга, ярко выделяясь на фоне белоснежной кожи, тянулась цепочка кровавых ран, вившихся, словно змея, вдоль позвоночника.
Светлая заря сообщала бриллиантовую прозрачность вившейся внизу, вдоль деревеньки, реке. Петух с резным гребешком важно наблюдал за курами, клевавшими что-то во дворе. Чуть дальше павлин совершал утреннюю прогулку на негнущихся ногах, поднимая опущенным хвостом красноватую пыль. Не успели двери постоялого двора открыться, как какой-то путник повалился набок у входа. Ученый Динь оторвался от утренней трапезы, чтобы рассмотреть вновь прибывшего. Всклокоченные волосы, тяжело вздымающаяся грудь — казалось, он вот-вот потеряет сознание.
— Хозяин! — крикнул он, кашляя и отплевываясь. — Горячую ванну и суп с потрохами для моего господина! И положите туда все сгустки крови, которые только есть у вас в доме, да не скупитесь на бычьи легкие! И еще можете накидать туда чеснока сколько вашей душе угодно — господин уплетает его за милую душу!
Ученый с трудом подавил гримасу отвращения. Нужно быть просто извращенцем, чтобы набивать себе брюхо такой мерзостью и при этом претендовать на принадлежность к человеческому роду.
— Кто это в такую рань? — осведомился хозяин постоялого двора, втайне радуясь возможности избавиться от мясных отходов.
Путник ладонью отряхнул пыль со штанов.
— Великий человек, как он сам считает, но на самом деле тиран, каких свет не видел! Посреди ночи вытащил меня из постели и приказал, чтобы к его приезду в вашу деревню все было готово. Ему всегда и везде подавай удобства и привычную пищу, иначе он приходит в самое страшное расположение духа. Так что давай, пошевеливайся, грей воду для ванны и для супа!
В тот самый момент, когда хозяин скрылся в поварне с низкой крышей, во дворе послышалось чье-то громкое пыхтение. Динь с любопытством выглянул в окно и кивнул, поджав губы. Он правильно угадал.
Вышеупомянутый тиран благополучно прибыл, возлежа в роскошном гамаке, который тащило несколько совершенно выбившихся из сил носильщиков. Бледные как смерть, они, казалось, вот-вот испустят дух. Избавившись от непосильной ноши, они повалились на землю, исторгая громкие проклятия.
— У меня поясница разламывается, и колени все вывернуты, — жаловался один с пеной на губах.
— На будущее надо отказываться от таких грузов, — вторил ему другой, кашляя и отплевываясь.
Изящно обутая нога грациозно ступила на пыльную землю. Из гамака выбрался мужчина необыкновенной тучности и сверхъестественной красоты. Лицо классических пропорций свидетельствовало о высокой образованности. Под аккуратно выщипанными бровями сверкали миндалевидные глаза, живость которых говорила о выдающемся уме их обладателя. Разгладив на женской груди халат из шелка-сырца, пришелец поправил штаны непомерной ширины. Повернувшись к обессиленным носильщикам, он великодушным жестом лениво бросил им несколько монет.
— Держите, вот вам за работу! Только не благодарите меня за щедрость! Другой на моем месте и половины не заплатил бы за вашу неслыханную медлительность!
Заметив нагло уставившегося на него павлина, мужчина встал перед ним как вкопанный, выкатив живот и устремив на птицу гордый взгляд. В ответ на это павлин лишь распустил свой хвост, усыпанный тысячей драгоценных камней, заигравших на солнце. Обидевшись, путник вошел внутрь гостиницы.
— Вот и я! — воскликнул он, стоя посреди почти пустой столовой. — Что, мой суп готов?
Динь медленно повернулся и мрачно произнес:
— Ах, так это вы, доктор Кабан. Думаю, что хозяин как раз потрошит птиц и пускает кровь быкам, чтобы приготовить вашу кровавую похлебку.
— Ученый Динь! — воскликнул вновь прибывший, расплываясь в улыбке. — Вчера ночью, вернувшись с собрания, я получил послание от мандарина Тана. Я тотчас же пустился в путь вместе со своим слугой, но нам пришлось заночевать в дороге. Единственные носильщики, которых я смог вытащить на улицу, тащились как голодные улитки. Это путешествие так измотало меня, я просто умираю с голоду!
Он принюхался к вегетарианскому завтраку Диня и в ужасе отшатнулся.
— Ах да, я совсем забыл, вы же едите одну траву…
Усевшись напротив, он довольно запыхтел.
— Кажется, тут есть трупы для осмотра?
— Вчера вечером из реки выудили двух женщин. Надо бы установить обстоятельства их гибели.
Доктор Кабан улыбнулся, показав мелкие острые зубы безупречной формы. Симметричные ямочки украсили его гладкие щеки, и он потер руки, явно пребывая в прекрасном настроении.
— С удовольствием! Сразу же приступлю к делу, дайте только подкрепиться. Если только дело терпит… В противном случае прихвачу свою миску с супом прямо туда и съем его на месте.
С трудом удерживаясь от рвоты, Динь прошептал:
— Нет, никакой срочности нет. Жертвы уже умерли, и не сейчас.
Остро отточенным ножом доктор Кабан вспорол корсаж на молодой женщине с закрытыми глазами, обнажая ее полную, но уже отвисшую грудь. Размягчившаяся, воскообразная плоть контрастировала с розоватыми краями раны. Кол прорвал торс, пройдя насквозь через грудную клетку, а селяне,
