сёстры Чан-Нют
«Черный порошок мастера Ху»
(Mandarin Tan-3)
Облокотившись о бортовой ящик, Лам смотрел на проплывавшие мимо лесные тени: зубчатые верхушки водяных пальм, плотную массу кустарников, сплетавших корни в запутанный черный узор. Берега реки звенели короткими трелями, выделявшимися на фоне менее изысканного щебетанья, тысячей огоньков светились в темноте глаза, равнодушно наблюдавшие за тихо плывущей джонкой.
Они пустились в путь с наступлением темноты, уносимые течением, которое неизбежно должно было доставить их в бухту Дракона. При каждом изгибе реки деревни, словно гирлянды огней, нанизанные на водную нить, то выныривали из темноты, то снова растворялись в ней, напоминая о себе лишь стоявшим в горле горьковатым вкусом древесного дыма. Этот участок реки был всем хорошо знаком, а потому команда укрылась в трюме, с головой погрузившись в карточную игру — страсть, снедавшую их не меньше алкоголя. Лам поморщился: команда-то команда — горстка мальчишек, соблазнившихся морскими приключениями и нанятых за рисовую лепешку. И это при нынешнем небывалом расцвете торговли! Только бы эти недозрелые юнцы не подвели!
Джонка вышла к заливу в тот самый момент, когда покрасневшая луна скрылась за горизонтом. Лесной гомон внезапно сменила ледяная тишина. Лам поднял голову. Его глаза, привыкшие к сгустившейся тьме, увидели, как загораются в небе семь огней Большой Колесницы,[1] которую еще называли Северным Ковшом. Он инстинктивно сверился с Полярной звездой, сиявшей на высоте вытянутой руки на небосводе, теперь уже сплошь усеянном звездами. Обернувшись, он заметил какой-то силуэт, повязывавший голову платком.
— Курс на остров Могил! — крикнул он Хунку, который тут же бросился исполнять приказание.
Пластинчатые паруса, развернувшись, словно крылья бабочки, захлопали на ветру, и джонка помчалась к скалистому выступу, напоминавшему человеческий череп, торчащий посреди усеянного костями поля.
— С ума сойти — приближаться к такому гиблому месту, да еще ночью! — недовольно ворчал Хунк. — Ни дать ни взять — великан-утопленник!
Лам сердито погрозил пальцем строптивому пареньку, все достоинства которого заключались в смазливой физиономии да пухлых губках, но никак не в послушании.
— Приказы старика Фунга не обсуждаются! Тебе что ж, больше по нраву провести ночку с той мерзостью, что мы везем в трюме?
Тот сплюнул на палубу и тряхнул чубом.
— Смеетесь? Это все равно что поцеловать в губы упыриху, которая только что выпотрошила своего ухажера, а потом откусила ему башку!
— Что ж, охотно верю тебе на слово, ведь ты у нас такой многоопытный, — отозвался Лам. — Только не забывай, что господин Фунг отвалил за эту поездку немалые денежки.
— Да уж, отвалил! Старикан, видать, долго тужился, пока выжал из себя эти монеты! — прыснул паренек, присаживаясь на корточки, чтобы изобразить столь болезненную операцию.
— Ха! Не бойся: сколько он спустил здесь, столько наберет в другом месте. С тем, что мы везем в трюме, он мог бы, если бы захотел, раздавать милостыню знатным господам.
Теперь, когда они подошли ближе к островкам, Лам различал расселины на поверхности скалы, походившие издали на пустые глазницы и зияющие рты. Черные нити мха отвратительными лишаями покрывали все лицо острова Могил. Рогатые утесы окружали центральный массив, надежно защищая подходы к нему. Капитан мысленно прикинул возможный путь: между этими двумя камнями, а потом мимо того выступа… Вдруг он прищурился. Странно. Неужели его глаза — глаза старого моряка — играют с ним шутки? Однако что это там качается на волнах?..
— Хунк, что ты видишь вон там, на уровне той каменистой косы?
Юноша застыл, намотав на руку свои шелковистые волосы. Потом просто ответил:
— Там шесть лодок, в каждой по пять человек. Все сидят, только один, самый высокий, стоит и разжигает жаровню.
Лам грубо толкнул его.
— Дурачина! Ты что, не понимаешь, что это пираты? А знаешь, что пираты делают с такими красавчиками, как ты?
Лицо перепуганного юноши вмиг превратилось в восковую маску, венчавшую трясущееся туловище. Отстранив его рукой, Лам побежал к трюму, откуда слышалась непрекращающаяся брань.
— Да ты же жулишь, как твоя мамаша жулила с твоим отцом!
— Ах ты, негодный ублюдок! Да я сейчас в тебе столько дырок понаделаю!..
— А ну, хватит, бездельники! — закричал Лам вне себя. — Живо все наверх! Прямо по курсу пираты!
Толкаясь и отпихивая друг друга, матросы бросились на палубу.
— Пираты? Они что, за Хунком явились? — спросил паренек с продолговатым черепом и желтой кожей, которого все называли Манго. — Я слышал, они ищут красавчиков для дальних борделей.
И он отвесил возмутившемуся Хунку звонкий шлепок.
— Правда-правда, — подхватил тщедушный Стручок, — говорят, там толстые дядьки с волосатыми руками и плечами сами не свои до хорошеньких мальчиков, потому что жены у них усатые!
— Хватит зубоскальничать! — гремел Лам, которого эти мальчишки начинали выводить из терпения. — Будьте уверены, если вы попадетесь здешним пиратам, то сами станете умолять их продать вас толстому волосатому дядьке, только бы они не делали с вами того, что обычно делают с такими, как вы!
И тут, словно в подтверждение его слов, в каждой из выстроившихся перед ними полукругом лодок загорелся огонь. И они увидели пиратов.
Ничего не выражающим взглядом, плотно сжав бескровные губы, те взирали на возвышающуюся перед ними джонку. В каждой из лодок один человек стоял — это был старший, — остальные же сидели, равнодушно глядя перед собой. Мертвенно-бледная кожа тускло поблескивала в свете звезд. Белая полотняная повязка на лбу, неподвижные, словно окоченевшие фигуры, — казалось, они носят траур по самим себе. Их одежда, сгнившая за долгие годы, проведенные в могильной сырости, давно превратилась в лохмотья. Лодки, словно плавучие гробы, преградили путь морякам, у которых кровь застыла в жилах.
— Это Войско Призраков! — воскликнул Хунк. — Они охраняют остров Могил. Бежим отсюда!
— Я вижу, как у них из глазниц выползают черви, я чую запах тухлятины! — вторил ему Манго. — Как мы будем драться с мертвецами?
Лам дрогнул. Эти мертвецы намного превосходят числом его команду — полтора десятка матросов. И даже если учесть, что джонка намного крепче их лодчонок, какого сопротивления можно ожидать от этих сопляков, способных только лясы точить? А сам он, с его слабеющим зрением и усталыми костями, — разве сможет он защитить корабль? Ощущая свою ответственность за сгрудившуюся вокруг него команду, он попытался собраться с мыслями. И тут ему вспомнилась гниль, которую они везли. А вдруг мертвецы явились за этим грузом?
— Осторожно! Они наступают!
Это кричал Стручок, вцепившись обеими руками в борт джонки.
И правда, в каждой лодке стоявший во весь рост старший медленно вкладывал стрелу в тетиву лука старинной работы. Остекленевший глаз мигнул, подавая знак, и слаженным движением все выпустили по стреле, которые, рассекая воздух, слились в единый смертоносный пучок. На джонке началась паника, все бросились кто куда.
— Сюда! — вопил Стручок, лоб которого был забрызган кровью. — В меня попали! Отомстите за меня!
Лам бросился к нему и сразу понял, что несчастная жертва цела и невредима, только вся вымазана чем-то липким.
