Я кивнул и, мысленно перенесясь очень далеко отсюда, сказал:
— Собственно говоря, все получилось довольно глупо. Мы с Сэмом и с одним его приятелем осваивали Большой Каньон. Это существенная деталь, потому что я больше люблю подъемы, чем спуски. Трасса была легкой, мы расслабились, а Сэм все время шутил… Понимаете, это был один из тех невозможных случаев, которые не повторяются. — Я сделал очередной глоток. В зале становилось жарковато. — Я как раз отстегнул карабин: веревка кончилась, и я уже забил костыль для новой… Подо мной был вполне надежный карниз, и мне ничто не грозило. И тут Сэм выдал очередную шуточку. Совершенно ее не помню, но, видимо, она была очень смешной, потому что я начал хохотать как сумасшедший… А карниз… В общем, карниз оказался не таким уж надежным. От вибрации он обвалился, и я не успел даже ухватиться за веревку. — Тут я заметил, что вспотел, и вытер лоб носовым платком.
— Зря я заставила вас рассказать об этом, — пробормотала Джанет.
— Да вы и не заставляли, — не совсем уверенно сказал я. — Может быть, мне самому это было нужно.
— И как вы после этого стали относиться к Сэму? — помолчав, спросила Джанет.
— Так же, как и раньше, — удивился я.
— Хорошо или плохо?
Разумеется, хорошо.
— И у вас не появилось чувства… ну, скажем обиды?
— Обиды? На что? На то, что я навсегда распрощался с горами?
— Нет. На Сэма.
Я удивленно посмотрел на нее и покачал головой:
— Сэм был моим братом. И это же был несчастный случай.
Джанет долго изучала свою чашку и наконец сказала:
— Вы, должно быть, были очень близки…
К этому времени я уже немного пришел в себя и даже умудрился слабо улыбнуться:
— В некотором роде я относился к нему по-отечески. Я всегда ощущал свою ответственность за него. Может быть, мне вообще это свойственно по отношению ко всем близким людям. — Я на мгновение заглянул ей в глаза, но тут же отвел взгляд, чтобы она не успела причислить себя к этой категории, и торопливо продолжил: — У Сэма вечно были всякие мелкие неприятности, оттого, что он никогда не воспринимал жизнь серьезно. Меня всегда беспокоила эта его беззаботность, но, как оказалось, одного желания защитить бывает недостаточно… Джанет сидела тихо как мышь. — Хуже всего то, что последние две недели я все время пытаюсь вспомнить что-нибудь хорошее… Детство… Горы… Я больше всех смеялся над проделками Сэма. Но единственное, что мне приходит на ум, — это репортаж о горящем самолете.
— Это пройдет, — хриплым голосом сказала Джанет. — Я знаю, что это проходит.
— Надеюсь, вы правы. Но хотелось бы, чтоб это прошло поскорее. Внезапно я осознал, что болтаю лишнее, и остановился. — Говорил ли вам кто-нибудь, — спросил я с расстановкой, — что вы обладаете удивительным даром вызывать людей на откровенность?
— Да нет, пожалуй, вы первый. А Брэду вы многое рассказываете?
— Честно говоря, не слишком. Во всяком случае, не то, что вам. По правде сказать, другие родители бывают куда разговорчивее.
— Я это заметила. Но почему?
— Может быть, просто хочу заставить его понять, что нужно верить поступкам, а не словам. — Джанет недоумевающе взглянула на меня, и я пояснил: Мы прожили с Кэролайн несколько лет, но я так и не научился понимать ее до конца. Иногда она умоляет меня вернуться. А иногда рассказывает Брэду всякие небылицы обо мне. — Я неловко поерзал в кресле. Видите ли, Брэд нужен нам обоим… Поэтому он и живет то там, то здесь… Но когда он у Кэролайн, она уверяет его, что я недоволен его приездами.
— Но должен же он видеть правду?
— Может быть, может быть… Со временем увидит наверняка. И это причинит боль и ему, и Кэролайн.
— И вы хотите уберечь его от этого? — полуутвердительно заметила Джанет.
— Я знаю, что это бесполезно. Но очень трудно хотя бы не попытаться. Я со стуком поставил на стол пустую чашку. — Надеюсь, в мой чай ничего не подмешано. Как вам удалось столько из меня выудить?
— Может, я просто хороший репортер. А может быть, задаю вопросы, которые давно уже должны была задать.
Я вопросительно взглянул на нее, но она только покачала головой и отвернулась.
Помолчав, я произнес:
— Я столико рассказал вам о себе, что вы просто обязаны ответить мне тем же. Это будет только справедливо, вам не кажется?
Сперва мне показалось, что Джанет вообще не собирается отвечать, но она ответила:
— Репортерам никогда не хватает времени на тех, кто им дорог, не правда ли?
— Наверное. Но иногда это служит лишь поводом для самооправдания.
— Важно знать, какая из этих причин истинная.
— Так ли уж это важно? Может быть, результат важнее?
Джанет поднесла чашку к губам, но пить не спешила;
— Должно быть, сейчас я такая же, каким и вы были когда-то. Порой мне кажется, что не хватает времени даже понять, что для меня действительно важно.
Она замолкла, и только тут я сообразил, как долго мы разговариваем и который уже час.
— Вы не против, если мы отложим этот разговор? И вернемся к нему, когда не будет необходимости вставать в такую рань?
Джанет взглянула на комп, потом опять на меня:
— Да, пожалуй, вы правы. Но мы еще поговорим.
Безуспешно пытаясь подавить желание как-то защитить Джанет, я проводил ее до машины и почувствовал себя довольно глупо, когда выяснилось, что автомобиль в полном порядке и его хозяйке не грозят никакие опасности.
Она уехала, а я стоял и глядел ей вслед, не обращая внимания на пронизывающий ветер и ноющую ногу.
Утро выдалось поистине кошмарным. Мало того что я не выспался, мне еще пришлось везти Шона на встречу в деловую часть города. Джанет не поехала, сославшись на неотложные дела.
Очевидно, на небесах решили, что на этой неделе мне суждено давать интервью. Не успели мы выехать на автостраду, как Шон тут же начал задавать вопросы. — Ну, как, — сказал он, — у нас тут лучше, чем в Эстроне? — При этом он включил телевизор в машине и выставил звук на минимальную громкость в общем, сделал то, что сделал бы я, желая сбить с толку собеседника и лишить его возможности продумывать лживые ответы.
— Еще бы! — как ни в чем не бывало ответил я. Платят больше. Машина лучше. И потом, каждый день — что-нибудь новенькое. — Чтобы усыпить подозрения, было бы неплохо сделать какое-нибудь «откровенное признание», и я добавил: — И, если хотите, есть кое-что еще.
— И что же?
— Здесь намного спокойнее. Там я все время трясся, что меня уволят. Дела у Эстрона сейчас из рук вон.
— Вот как? А почему?
Удачный вопрос! Я кое-что слышал об Эстроне и постарался изобрести версию поубедительнее.
— Об этом вам лучше было бы спросить у начальства. А мы, работяги, никогда не слышали одного и того же объяснения дважды. Сначала все дело было в перепроизводстве — мол, нашлепали телевизоров больше, чем можно продать за два года. Одни расходы на хранение разоряли компанию. В другой раз нам сказали, что кто-то всучил им устаревшие комплектующие. Эстрон заплатил за перевозку, а они не годятся. А партия была очень большая. Говоря это, я следил за дорогой и на Шона не смотрел. — Каждую неделю возникало что-нибудь новенькое. То уменьшился спрос. То заключили сделку с другой компанией, а она прогорела. Думаю, дело было просто в неудачном управлении. — О неудачном управлении судачили все газеты. Не знаю, насколько это соответствовало истине, но Шону такая причина должна была казаться
