фамилия.
Терехов кивнул прежде, чем успел подумать о том, что надо бы все отрицать: ничего не знаю, не понимаю о чем вы говорите.
— Отлично! — обрадовался Лисовский. — Давно вы знакомы?
— Мы вообще не знакомы, — медленно проговорил Терехов, стараясь тщательно подбирать каждое слово, чтобы не наговорить лишнего.
— Но вы сказали…
— Я ничего не сказал! О смерти Ресовцева была информация в интернете, естественно, я запомнил фамилию.
— Информация в интернете, — повторил Лисовский и нажал на клавишу диктофона, видимо, решив, что именно с этого момента показания Терехова следует протоколировать. — В таком случае как вы объясните, что в день смерти — возможно, за час или меньше до того, как покончить жизнь самоубийством, — Ресовцев звонил вам по вашему домашнему телефону?
— Звонил… — мысли в голове шевелились, как бревна в тесном речном заливчике, наползали одна на другую, разделить их было трудно, и под пристальным взглядом следователя Терехов не мог решить, какой линии поведения ему придерживаться. Все рассказать, как на духу? Что значит «все»? Историю с подмененной рукописью тоже? Или ограничиться простыми «да, звонил» и ждать, как отреагирует Лисовский?
— Я не знаю, что вы имеете в виду, — сказал Терехов хмуро. — Мне многие звонят. В тот день наверняка тоже звонили. Кстати, я точно не помню, когда это произошло — в понедельник, кажется?
— Во вторник, — поправил следователь. — Семнадцатого. Он звонил вам в пятнадцать часов двадцать три минуты, это зафиксировано в компьютере телефонной станции.
— В половине четвертого, — протянул Терехов. — Извините, не помню. Прошло несколько дней…
— Не помните? Обычно вам звонят люди знакомые, верно? А это был звонок от незнакомого человека — вы ведь сказали, что не были с Ресовцевым знакомы…
— Незнакомые тоже звонят, — поправил Терехов. — Любители. Как-то узнают номер…
— Кто-нибудь звонил в тот день?
— Не помню, — сказал Терехов. — Если бы я запоминал каждый такой звонок… Я не понимаю, чего вы, собственно, от меня хотите! Звонил — не звонил. Что там такое с этим Ресовцевым? Я-то при чем?
— Видите ли, — Лисовский поднял на Терехова открытый взгляд, — вы звонили в отделение, говорили с майором Мартыновым, это мой непосредственный начальник… Сначала дело о смерти Ресовцева представлялось ясным — в том, что он повесился сам, у экспертов не было ни малейших сомнений. Классический случай. Майор не собирался вникать в это дело, а у меня подавно не было причины углубляться… Но после вашего звонка мне было дано поручение копнуть — если писатель интересуется, может, действительно случай не совсем обычный, у него, мол, чутье, он сам детективы пишет… Я копнул. И оказалось: покойный именно вам звонил перед смертью, не кому-нибудь. Видите, я с вами предельно откровенен, Владимир Эрнстович. Я собирался закрыть дело, но нужно поставить точку. Почему он вам звонил? Вы не можете этого не знать — иначе не стали бы интересоваться у майора…
Голос следователя был монотонным, как рокот пылесоса, и гипнотизировал, как установки Кашпировского. У них в милиции нынче такие методы воздействия на подсознание подозреваемых? Почему — подозреваемых? В чем? Мне нечего скрывать, подумал Терехов. Почему не рассказать, как все было на самом деле? Сбросить тяжесть со своих плеч и переложить на другие. Пусть милиция ищет. Квартиру на Шаболовке, исчезнувшую комнату, Пращура этого…
И Жанну — к ней следователь непременно пристанет с вопросами. Почему-то Терехову этого хотелось меньше всего.
И еще — соседка Ресовцева. Ее тоже начнут спрашивать, она скажет, что Терехов был у покойного за день до трагедии…
А он утверждает, что они не знакомы.
— Да, — подтвердил Терехов то, что следователю и так было известно, — я звонил майору, верно. Прочитал в интернете о смерти Ресовцева, заинтересовался, а с Мартыновым мы давно знакомы, и отделение ваше в том районе, где жил покойный… Я литератор, как вы правильно отметили. Интересуюсь такими случаями.
— Конечно, — прервал Терехова Лисовский. — Ничего предосудительного. Но почему Ресовцев все- таки звонил вам незадолго до смерти?
— Откуда я знаю? — воскликнул Терехов. — Странный был звонок…
— Вспомнили, значит?
— Я не уверен, что звонил именно Ресовцев, — пояснил Терехов. — В тот день многие звонили, запомнился один звонок, да, дело было днем, точное время не помню.
— Что же он сказал?
— Учтите, я не уверен, что звонивший был именно Ресовцевым…
— Да, это фиксируется, — нетерпеливо сказал Лисовский.
— Ну… Он сказал что-то вроде…
Терехов запнулся, сделал вид, что мучительно вспоминает. Нужно было сочинить нейтральную фразу, за которую невозможно было бы зацепиться. Но как трудно придумать слова, когда стоят над душой! Это не роман сочинять, где фраза за фразой льются из подсознания, будто масло из полного сосуда…
— «Что это такое делается»… И еще: «Как ужасно»… И все, по-моему. Повесил трубку. Честно говоря, я не понял, что это было и кто… Часто люди ошибаются номером, я это так и воспринял.
— Так и восприняли, — повторил Лисовский. — Вы уверены, что услышали именно эти слова? Подумайте, это важно.
— Важно? Почему важно?
— Я должен разобраться в причине самоубийства Ресовцева, — терпеливо объяснил Лисовский. — Последний его звонок был к вам. Слова, которые он сказал, могли иметь непосредственное отношение к тому, что случилось потом.
— Видите ли, у меня не было причин запоминать… Что-то вроде «Как ужасно»… Да, и еще: «Что же это получается»…
— «Получается» или «делается»?
— Какая разница? — вспылил Терехов. Он чувствовал, что теряет почву под ногами, глупо он поступил, когда позвонил майору, но разве тогда ему могло прийти в голову чем все обернется, а сейчас он, естественно, не мог помнить точно, произнес Ресовцев то слово или другое…
— Так «получается» или «делается»? — спросил Лисовский.
— Вы можете записать, что я не помню точно?
— Конечно, — пожал плечами следователь.
— Тогда так и запишите.
— Хорошо. Он сказал что-нибудь еще?
— Нет. Положил трубку. Я еще удивился… Нет, больше ничего.
— У вас есть какие-нибудь предположения о том, почему Ресовцев звонил именно вам?
— Какие предположения? — Терехов поймал себя на том, что повышает голос. — Мало ли кто звонит! Каждый день кто-нибудь!
— Успокойтесь, Владимир Эрнстович, — примирительно произнес Лисовский. — Почему вы так нервничаете?
— Я не… Просто вы три раза задаете один и тот же вопрос.
— Я хочу убедиться, что все зафиксировал верно. Итак, с Ресовцевым вы знакомы не были, телефонный звонок оказался для вас неожиданностью, слов вы точно не запомнили, и никаких предположений, почему Ресовцев звонил именно вам, у вас нет.
— Совершенно верно, — с облегчением сказал Терехов.
— Майору Мартынову вы звонили, потому что прочитали в интернете сообщение о самоубийстве, и со странным звонком вы это сообщение не связали.
— Совершенно верно, — повторил Терехов.
— Спасибо, — с некоторой неуверенностью в голосе сказал следователь, захлопнул блокнот,
