завираться!
– Каждый рассказчик должен свято верить в то, что он рассказывает! – молвил нравоучительно Хоссе, поднимая вверх указательный палец. – Только тогда его рассказ будет выглядеть правдивым и заслуживающим доверия.
– Ладно, ладно! – согласилась Мария. – Фантазируй что хочешь, для меня даже просто слушать тебя – одно удовольствие.
– Но ты хоть улавливаешь суть мной рассказываемого? – спросил Хоссе.
– Конечно, дорогой! – уверила она его. – Я слушаю очень внимательно.
– Надеюсь…. Так вот. О забавном случае.
Умер один старикашка, ну вернее, почти умер. А был он очень богатый, но очень вредный и невыносимый по характеру. У его постели собрались все многочисленные родные и кое-какие знакомые, питающие небольшие искорки жалости к умирающему старцу. Измучившийся доктор прекратил попытки запустить остановившееся сердце и уже начал фразу, что, мол, с «глубоким прискорбием» и т. д. и т. п. как вдруг заметил, что умирающий пытается вздохнуть. Возобновив свои усилия, доктор был награждён открытыми глазами, а чуть позже и полным восстановлением всех жизненных функций пациента. Через минуту дедуля встал, обвёл глазами присутствующих и ехидно прошепелявил:
– Что, смерти моей ждёте? Не дождётесь!
И почти у всех там находившихся, мелькнула нехорошая мысль: «О господи! Лучше бы он уже…!» И только трёхлетний правнук радостно подскочил к деду и затеребил его за руку:
– Не умилай, деда! Мы ведь с тобой на лыбалку соблались!
У старца на глазах выступили слезы, и всю его вредность как рукой сняло. Погладив внука по голове, он произнёс:
– Да я уже вроде как на том свете был. Но… вдруг вспомнил, что совсем не так завещание составил. …И вернулся. Не хочу, что бы вы меня вспоминали только плохими словами. А сейчас – на рыбалку! – и схватив малого на руки выскочил из комнаты.
– Совсем старый рехнулся! – удивлённо воскликнула сноха. Хотя тоже находилась в довольно-таки преклонном возрасте.
– А может наоборот… – мечтательно произнёс младший сын. – Изменился к лучшему и стал таким, каким был в молодости, до смерти матери.
И действительно. Характер старика преобразовался кардинально и, что интересно, в самую лучшую сторону. Он стал самым милым, добрым и обаятельным человеком. И когда, через насколько лет, он всё- таки ушёл из жизни, не нашлось ни единого человека, кто бы не сказал о нём доброго слева.
То есть, воплотившийся в него Знайка, сразу всё расставил по полочкам и понял причину той нервной вредности, так портившей жизнь старцу в последние годы. И этим помог очень многим
– Как интересно! – протянула Мария. – Выходит эти Знайки довольно-таки добрые и сердечные существа. Хотя сердце, как таковое, если я правильно поняла, у них отсутствует?
– В общем то, да! – согласился Хоссе. – Для них неприемлемы зло, жестокость и насилие. – И вдруг спохватился: – Слушай, который час? Нас наверняка уже разыскивают, да и давно пора завтракать.
– Если я не соглашусь, мой желудок воспротивится и взбунтуется от голода! – засмеялась Мария, вскакивая и бодро одеваясь. Хоссе тут же последовал её примеру и через несколько минут они уже мчались, хохоча по пляжу, взбивая ногами брызги с волн, пытающихся достать их своими пенистыми лапами.
А после обеда в городке начались парады и шествия. Потом был карнавал с завершающим его красочным фейерверком салютов, и начались дискотеки. Но Мария с Хоссе сбежали после нескольких танцев и забрались в старый, но прочный сарай, расположенный в глубине сада. Сюда почти не достигала грохочущая музыка с ближайшей площади, временно превращённой в гигантскую дискотеку.
И им было хорошо вдвоём. Уютно расположившись на душистом ароматном сене, они опять предались пылким и страстным объятиям и ласкам. После них Хоссе поинтересовался:
– Хочешь послушать продолжение истории о Знайках?
– Конечно хочу! – согласилась Мария, а про себя подумала: «Он же поэт! Скорей всего он хочет написать какой-нибудь фантастический роман и хочет послушать моё мнение о задуманном сюжете. Хоть я и не люблю фантастики, но его замысел очень интересен и, я думаю, книга у него получится замечательная!» – и вслух добавила: – А там будет что-нибудь про меня?
– Конечно, дорогая! В дальнейшем рассказе ты будешь главной героиней.
– О! Звучит заманчиво!
– Ну, тогда слушай!
– И был среди Знаек один молодой и неопытный, начинающий исследователь. Он так горячо и необдуманно стремился к набору новых знаний и новой информации, что поступал порой очень неосмотрительно и неосторожно.
И вот однажды, без всякой консультации и предварительной разведки он ворвался в один из миров и с ходу интродуцировался в мозг одного из его обитателей. Это всегда можно сделать не задумываясь и почти автоматически. Я говорю почти, так как имеется всё-таки три главных параметра необходимых для вхождения Знайки в телесную оболочку намеченного разумного существа. Первый – это, естественно, наличие самого разума. Второе – наличие свободного, незадействованного места во всей инфраструктуре мозга для размещения там иного разума. И третий – самый странный – это определённый размер несущих конечностей. То есть, если у меня, например, размер ноги сорок седьмой, то я бы никогда не смог интродуцироваться в человека с сороковым, сорок третьим или даже сорок шестым размером обуви.
Мария подняла свою маленькую ступню и приставила сверху к ноге Хоссе. И всё равно его пальцы были длиннее и выступали из под маленьких розовых женских пальчиков.
– Значит, ты бы не мог поселиться во мне?
– Ни в коем случае!
– Это хорошо! – констатировала Мария.
– Почему? – Хоссе оглядел девушку оценивающе и заинтересованно.
– Для меня лучше обнимать тебя снаружи, чем ощупывать изнутри! – засмеялась Мария, сжимая свои объятья. Он закрыл глаза от удовольствия:
– Конечно, так намного лучше!
– Но меня в твоём рассказе, смущает один нюанс, – она подняла голову с его плеча и чмокнула в щёку. – Ты ведь говорил, что Знайки трудно поддаются описанию и являются как бы бестелесными. Тогда при чём тут размер несущих конечностей особи, в которую они и нтыр… – дур… – цур…
– Интродуцируются? – помог Хоссе.
– Вот именно!
– Ну…. – он немного задумался. – Вот ты, например, что знаешь об устройстве своего сердца?
– Оно вот такое, – она пальчиком повела по груди Хоссе, контурно обозначая рисунок, которым обычно рисуют сердце, пронзённое стрелой Амура. – Оно качает кровь по всему организму. Состоит из камер, клапанов…. – она задумалась вспоминая. Потом засмеялась: – Ну… и ещё чего-то!
– А как эти камеры, клапаны, я уже даже не спрашиваю про «ещё что-то», функционируют? – продолжал допытываться Хоссе. – И почему так, а не иначе?
– Понятия не имею! – чистосердечно призналась Мария.
– Ну и этот молодой и юный Знайка, тоже пока не имеет понятия о многом. Ведь нельзя объять необъятное, тем более – сразу.
– Ну что ж, возможно и такое, – она согласно закивала головой. – Но я бы на твоём месте, придумала что-то белее логическое и правдоподобное по этому вопросу. – Хоссе как-то странно посмотрел на неё и хмыкнул. – Не возмущайся по поводу критики, – посоветовала Мария. – А лучше рассказывай дальше. Я никак не дождусь – где же там про меня?
– А это потому, что ты отвлекаешься на несущественные мелочи, – нравоучительно заметил Хоссе, вздохнул и продолжил: – Так вот. Попав в чужую оболочку, Знайка вдруг с ужасом обнаружил, что находится в плену более гитодуального разума и почти совершенно бессилен им управлять. Но что делать? Пришлось смириться и занять наблюдательную позицию и посмотреть, чем занимается его носитель. А его носитель, которого звали Арчибальд…
– Мне это имя не нравится! – перебила Мария, наморщив носик.
