— Тотчас же приступлю, шеф. Оставшись наедине с Мегрэ, комиссар изобразил на своем лице некое подобие улыбки и проворчал:
— Ну вот. Должно быть, это единственное, что можно пока сделать.
Сидя за своим черным столом, Мегрэ с неведомым ему дотоле раздражением вот уже несколько часов подряд занимался разбором каких-то замусоленных документов и бумаг, выслушивал скучные жалобы консьержей и объяснения уличных торговцев и продавцов газет.
Самые невероятные решения приходили ему на ум: скажем, немедленно подать в отставку.
Итак, единственное, что, по мнению комиссара, следовало предпринять, — это собрать сведения о флейтисте. А почему бы не арестовать его и не избить?
Мегрэ мог бы также позвонить высшему начальству и даже пойти к нему на прием. Он был лично знаком с Ксавье Гишаром, начальником Сыскной полиции. Тот довольно часто проводил отпуск неподалеку от их деревни, в Аллье, и был когда-то дружен с отцом Мегрэ.
Он не то чтобы протежировал Мегрэ, но тайно следил за ним издали, вернее, сверху, и, по- видимому, именно при его содействии вот уже четыре года Мегрэ то и дело переводили с одной работы на другую, чтобы он на опыте познакомился со всеми пружинами полицейской службы.
«Минар не сумасшедший. Он не был пьян. Он видел, как открылось окно. Он слышал выстрел. И я сам прекрасно видел масляные пятна на мостовой».
Он все это выложит, черт возьми… И потребует…
И вдруг ему пришла в голову одна мысль. Он вышел из комнаты, спустился по лесенке из трех ступенек и очутился в дежурке, где агенты в форме играли в карты.
— Скажите, бригадир, все, кто дежурил этой ночью, уже сдали свои рапорты?
— Нет, еще не все.
— Мне хотелось бы, чтоб вы спросили у них: не заметил ли кто-либо из ваших между двенадцатью ночи и двумя утра машину марки «дион-бутон» в нашем квартале? Шофер в кожаном пальто серого цвета и в больших очках. Был ли кто-нибудь еще в машине, не известно.
Обойдемся без комиссара! «Всякое начатое следствие или наблюдение…»
Он прекрасно знал теорию. Будь то Бальтазар или не Бальтазар, но следствие ведет он.
В полдень сон начал одолевать Мегрэ, но его очередь завтракать еще не подошла. Веки его смыкались. Он по несколько раз задавал посетителям один и тот же вопрос.
Вернулся Бессон. Запах абсента, исходивший от его усов, напоминал о прохладе бистро или о мягком освещении террасы одного из кафе на Больших Бульварах.
— Шеф еще здесь?
Комиссара не оказалось, я Бессон присел рядом с Мегрэ, чтобы составить рапорт.
— Бедняга! — вздохнул он.
— Кто?
— Флейтист.
И Бессон, пышущий здоровьем розовощекий крепыш, продолжал:
— Прежде всего, у него туберкулез. Одного этого уже предостаточно. Вот уже два года его пытаются отправить в горы, но он и слушать не желает.
В сторону площади Сен-Жорж с топотом проскакали лошади. Утром состоялся военный парад на площади Инвалидов, и теперь войска возвращались в свои казармы. В городе все еще царило возбуждение, повсюду реяли знамена, разгуливало множество военных в парадной форме, играли оркестры, пестрая толпа спешила в Елисейский дворец, где давали большой официальный завтрак.
— Они живут в двухкомнатной квартире, окнами во двор. Пятый этаж без лифта.
— Вы поднимались к ним?
— Я говорил с угольщиком, который живет в этом же доме, и с консьержкой — она оказалась моей землячкой. Не проходит и месяца, чтобы жильцы не жаловались на него из-за флейты: он играет с утра до ночи, открыв настежь окна. Консьержка к нему очень хорошо относится. Угольщик тоже, хотя он ему задолжал за уголь. Что же до его матроны…
— Вы ее видели?
— Она вышла из дому как раз в тот момент, когда я сидел у консьержки. Полная брюнетка с глазами, мечущими искры. Этакая Кармен! Всегда в халате и в шлепанцах, шляется по лавчонкам своего квартала. Она только и делает, что ходит по гадалкам. Мужа осыпает бранью. Консьержка считает даже, что она его бьет. Бедняга!..
Бессон с трудом написал несколько фраз: он был не силен в составлении рапортов.
— Я сел в метро и отправился к хозяину флейтиста в ресторан «Клиши». Ничего плохого мне о нем не сказали. Не пьет. Приходит всегда за пять минут до начала работы. Со всеми приветлив, кассирша его просто боготворит.
— Где он был сегодня утром?
— Не знаю. Дома его не было. Консьержка мне бы сказала.
Мегрэ вышел из комиссариата и отправился в маленький бар на площади Сен-Жорж — съесть пару крутых яиц и выпить кружку пива. Когда он вернулся, на его столе лежала записка от бригадира:
Зазвенел звонок под часами, и Мегрэ, поспешно вскочив, открыл обитую войлоком дверь. Комиссар уже вернулся. На столе начальника Мегрэ увидел свой рапорт с красными карандашными пометками.
— Входите, голубчик. Присаживайтесь. Это было проявлением необыкновенного расположения, ибо комиссар без зазрения совести позволял своим сотрудникам стоять перед ним навытяжку.
— Полагаю, вы все утро только и делали, что проклинали меня.
Он тоже был в мундире, но его мундир был от лучшего портного с площади Вандом, и жилет, как всегда, самого изысканного тона.
— Я тщательно изучил ваш рапорт. Что ж, отличный рапорт! Кажется, я вам об этом уже говорил. К тому же я беседовал с Бессоном по поводу вашего друга флейтиста.
Мегрэ решил действовать напролом:
— Жандро-Бальтазары вам не звонили?
— Звонили, но говорили со мной вовсе не в том тоне, в каком вы думаете. Ришар Жандро был великолепен, хотя немного и подтрунивал над вами и вашим усердием. Вы, вероятно, ожидали, что он будет жаловаться на вас? Произошло обратное. То обстоятельство, что он счел вас неопытным и горячим, вас, надеюсь, не обижает. Но именно поэтому он разрешил себе милую шутку и открыл перед вами двери своего дома.
Мегрэ насупился. Начальник смотрел на него с лукавой улыбкой — той улыбкой, что являлась как бы отличительной чертой всех светских «скептиков», всех «прожигателей жизни», как тогда модно было их называть.
— А теперь скажите-ка, дорогой мой, как бы вы поступили сегодня утром, будучи на моем месте?
И так как Мегрэ безмолвствовал, он продолжал:
— Затребовали бы ордер на обыск? Но, прежде всего, на каком основании? На основании поступившей жалобы? Но она ведь не на Жандро. Кто-нибудь застигнут на месте преступления? Ничего подобного. Имеются раненые, убитые? Неизвестно. К тому же вы нынче ночью обследовали дом, все его закоулки, видели всех его обитателей. Поймите меня правильно. Догадываюсь, какие мысли терзали вас все утро: я — приятель Жандро. Часто бываю у них. Принадлежу к тому же кругу, что они. Признайтесь, ведь вы полагали, что я буду необъективен.
— Имеется жалоба и показания Минара.
— Того самого флейтиста? Разберемся сейчас и в этом. Около половины второго ночи он пытается
