Общество. Я хочу, чтобы ты назвала мне дам, которые будут с ним танцевать. А я договорюсь с их мужьями.
– Но, Джошуа, это невыносимо. Бесстыдство этого человека не знает границ. Пусть уж лучше совсем не будет бала, чем позволять такое грубое вторжение в нашу частную жизнь.
– Эмма, подумай. Подумай о том, что будет значить этот бал для каждого. Ведь соберется по крайней мере до пяти сотен человек. Поверь, два чужака затеряются в толпе. Но ты и другие должны помочь.
– Нет. Я категорически против. Это испортит все. Джошуа Энсон был изумлен. Впервые за двадцать восемь лет брака его супруга отказывала ему в просьбе.
– Эмма, я умоляю тебя.
Настал черед поразиться Эмме. Никогда еще Джошуа Энсон не говорил ей подобных слов. Эмма вспомнила, как унизил ее Дэн Сиклз. Более того, как она сама унижалась перед ним. А вдруг он расскажет кому-нибудь об этом на балу? Или уже рассказал все ее супругу? Она взглянула на мистера Энсона глазами, полными слез. О Господи, как он расстроен. А ведь только что был так горд и счастлив.
– Джошуа, прости меня. Я всего лишь сварливая старая дама.
– Вот и я того же мнения, – засмеялся он, очевидно не соглашаясь ни с ней, ни с собой.
– Я знаю, Салли Бретон придет на помощь. Я навещу ее завтра, и мы составим список.
– Эмма! – Он обнял ее. – Спасибо.
– О чем ты думаешь, Джошуа Энсон? Каждую минуту сюда могут войти. Отпусти меня, ты помнешь мне прическу.
Мир был восстановлен.
Пинкни размахивал банковским чеком, будто флагом. Глаза его горели бесшабашным огнем. Тень знал этот взгляд. Он всегда предварял кавалерийскую атаку.
– Если уж чужеземцы рискуют, можем рискнуть и мы. В этом году Рождество у нас будет таким, каким и следует быть Рождеству.
Пинкни откинул свою пламенеющую голову и издал разбойничий клич. Джо присоединился к нему.
У Трэддов насчитывалось немало друзей, но приглашений к рождественскому обеду разослано не было. Вдовы, которые запаслись крылышком цыпленка, чтобы побаловать себя и своих детей, у порога своих домов обнаружили перевязанный лентой окорок с запиской от Санта-Клауса, а также игрушки и корзину с фруктами и пирожными.
Лиззи и Мэри нарядились к столу в новые бархатные платья. Обед должен был состоять из шести блюд. Стюарт каждые десять минут доставал из кармана новые серебряные часы и, взглянув на них, клал их обратно. Он был в костюме, как взрослый. Пинкни знакомил друга с непривычным вкусом шампанского. Всем слугам помимо новой одежды были подарены чистые блокноты в кожаном переплете. На каждого домочадца был теперь открыт счет в Национальном свободном банке и Страховой компании. Правительственный банк Соединенных Штатов открывал счет на любого негра, который вкладывал пять центов. Подданные Элии имели для начала по пять долларов и сияющий пенни в придачу на проезд в казенном экипаже, которые начали курсировать от Уайт Пойнт Гарденс до окраинной Шепард-стрит.
Джулия Эшли привезла олений окорок и корзину с ветвями падуба и сосны для украшения дома. Она вернулась из Барони за неделю до Рождества, еще более исхудавшая. Джулия неохотно отвечала на вопросы о жизни на плантации и тем не менее казалась счастливой, даже благодушной.
Когда они с Эммой Энсон ушли навестить своих подруг, Мэри и Пинкни стали размышлять, что могло так изменить Джулию. Тень нашел разгадку.
– Мисс Эшли, сколько я знаю ее, всегда искала трудностей. Теперь, в Барони, их у нее предостаточно. Некоторые люди счастливы только в борьбе.
Первый послевоенный бал святой Цецилии имел – как и все порядочные празднества – невидимые подводные течения и встречные потоки. Явной была радость воссоединения с чарлстонцами, которые вынуждены были уехать из города. Почти все без исключения нашли возможность приехать в Чарлстон, чтобы навестить давних друзей и родственников, обменяться новостями, накопившимися за время разлуки, и вновь почувствовать себя дома, как если бы войны и не бывало и традиционное событие неукоснительно происходило из года в год.
Не менее оживленно, хотя и не столь броско, прошло представление дебютанток. Девушки, пропустившие «свой» год, в белых платьях совершили большой парад с отцами, братьями или дедами. Все участницы с гордой улыбкой высоко держали головы, и веселы были зрители; никто как бы не замечал ни поредевших рядов мужчин, ни необычных пар, когда взрослую девицу сопровождал брат-малолеток. Мистер Энсон вел Лавинию, хотя девушка была уже помолвлена. Нельзя было лишать девушку ее выхода, который она будет помнить всю жизнь. Конечно же, Пинкни был записан в ее карточке на шестнадцатый танец – этот номер всегда оставляли для возлюбленных и мужей.
Пышные бальные юбки покачивались и опускались в глубоких реверансах, платья были украшены извлеченными с чердаков пышными кружевами и только что срезанными белыми гардениями. Мамаши исподтишка взглядывали на белые лайковые перчатки дочерей. Их отчищали зерном со времени, как был объявлен бал. Некоторые чарлстонцы могли позволить себе приобрести новые, но они не хотели ставить в неловкое положение своих менее зажиточных друзей. У миссис Сиклз хватило такта почувствовать себя неловко в своем ослепительно свежем платье, туфельках и перчатках. Чарлстонские дамы были столь милосердны, что искусно скрыли величайшее удовлетворение, которое им доставило затруднительное положение миссис Сиклз.
Прежде чем начались танцы, юные девицы успели украдкой бросить взгляд на свои танцевальные карточки. Как и на прежних балах, которые происходили более ста лет подряд, иные имена вызывали облегченный вздох, иные встречались с отчаянием и по крайней мере одно приводило в ужас. И все же это был настоящий бал, а для одетых в белое девушек – их первый в жизни бал. Музыка заставляла волноваться; мужчины и юноши выглядели очень романтично в своих бальных костюмах; возбуждение всех и каждого было заразительно. Вне сомнений, этот бал они запомнят на всю жизнь.
Мистер Энсон учтиво поклонился миниатюрной девушке в белом атласном платье. Генерал Сиклз сделал было шаг вперед, но маленькая решительная рука удержала его.
– Ведь вы не намерены устроить сцену, генерал, – прошептала Салли Бретон. Это была не просьба –
