Я продемонстрировал ей хвостик и на всякий случай повертелся из стороны в сторону, во избежание дальнейших сомнений на счет моей 'полноценности'.
— Марья Ивановна, — окликнула Надя спускающуюся по лестнице старушку с авоськами. — Никто из наших соседей котенка не терял? Этого не выкинут — слишком породистый. Персидский или сибирский… Наверное, сбежал.
— Не знаю, не слыхивала, — отозвалась старуха, присматриваясь ко мне. — Но я спрошу. Спервича в магазин сбегаю, а потом спрошу. Может, Ильюхины завели? Катька-то любительница до разной дивности, у них и телевизор японский есть, может, и кота взяли персидского…
— Если от них сбежал, пусть зайдут, — сказала Надя, поднимая меня на руки. — Он у меня побудет.
— Скорее, Катькин и есть, — заявила старуха, таращась на меня. Я не выдержал и показал ей язык. Старуха перекрестилась авоськой и едва ли не бегом припустила вниз по лестнице.
Надя внесла меня в квартиру и, посадив на диван, ушла на кухню. Я огляделся. Квартира была не из богатых, но роскошь здесь заменяли безупречный вкус и чувство красоты. Не описывая ее подробно, скажу лишь, что жить в такой квартире приятно и легко. Именно в такие квартиры хочется возвращаться из долгих странствий. Я развалился на диване и удовлетворенно постучал по покрывалу хвостом. Мне здесь нравилось.
Девушка вернулась в комнату, неся в руках блюдечко, до краев наполненное молоком.
'А ведь придется пить, — с ужасом подумал я. — Назвался груздем — полезай в кузов. Хорошо, что здесь еще мышей нет. Весело бы я смотрелся, когда, задрав хвост трубой, вприпрыжку стал носиться за какой-нибудь голохвостой тварью…
Надя сняла меня с дивана, поставила блюдце на пол и подтолкнула к противному для меня пойлу:
— Пей… Пей, пушистик…
Я понюхал молоко, лизнул, сморщился и отошел.
— Ты не голодный, — догадалась она. — Или, раз такой редкопородный, то и питаешься чем-нибудь совсем экзотическим? А у меня и нет ничего такого… Чем же тебя накормить? Кроме рекламы: 'Ваша киска купила бы 'Вискас'', я ничего и не помню…
'Наша киска зарубала бы сейчас мяско-с, — подумал я. — А сверху залил бы это все бокалом хорошего вина… Да, бокал вина мне сейчас отнюдь бы не помешал… В этом халатике она выглядит просто… просто… Ну, скажем: чертовски хорошо!.. И это еще слабо сказано! А какой запах исходит от ее волос!.. Даже голова кружится…'
Я рухнул на ковер, перекатился на спину и заявил:
— М-мия…
— Играешь? — улыбнулась она и погладила меня по животу.
Внутри меня словно взорвалось что-то, 'взрывной волной' моментом обесточив сознание и оголяя нервы. Когда же я пришел в себя, то обнаружил, что лежу у нее на груди, широко распластав лапы, а она прижимает меня к себе и успокаивающе шепчет:
— Ну, что с тобой? Не бойся, пушистик… Не бойся, глупенький… Чужая квартира, да? Чужие запахи, незнакомая женщина?.. Ты боишься меня, малыш?.. Что ты так тяжело дышишь?
'А как же мне еще дышать? — мысленно простонал я. — Мама родная! Вытащите меня кто-нибудь из этой шкуры, а то я точно с собой что-нибудь сделаю!.. Эй, а что это у меня под лапами?..'
Я пошевелился, определяясь. Она рассмеялась и оторвала меня от себя, посадив рядом и пригрозив пальцем:
— Ты это оставь, негодник! Вцепился в меня, словно ты не кот, а обезьянка… Иди, поиграй…
'Насчет 'обезьянки' — это совсем неплохая идея, — с тоской подумал я. — И открывает куда больше перспектив… Ох, почему я не горилла?!'
Она оторвала кусочек бумажки, привязала его на нитку 'бантиком' и потрясла перед моим носом.
— Играть хочешь? Любишь играть, малыш?
Чувствуя себя последним идиотом, я немного поносился по комнате за ускользающей бумажкой и забрался под диван. Закусив от досады лапу, я несколько раз стукнулся головой о пол.
— Что ты там делаешь, малыш? — донесся до меня голос девушки. — Вылезай.
Из коридора послышался продолжительный звонок.
— Кто бы это мог быть? — удивилась она. — Может, твои хозяева?
Она вышла, а я застонал и помотал головой.
'А ведь раньше это казалось хорошей идеей! Так я долго не выдержу! Какая женщина!.. Зачем я сюда пришел? Не помню… А кто я такой? Вроде, кот… Какой 'кот', к чертовой бабушке?! Идиот я, идиот!.. Срочно убираться отсюда и возвращаться уже в своем обличье!.. Так ведь в 'своем' меня и на порог не пустят!.. О- о!.. Отвезите меня кто-нибудь на живодерню, пусть из меня сделают шарфик для нее! А выдержу я это?.. Скорее всего нет… Мя-у-у!'
Из зеркала выглянуло мое отражение. Увидев меня, вытаращило глаза и, побледнев, прикрыло рот рукой.
— Вот только скажи что-нибудь, — прошипел я. — Убью!
Отражение молча кивнуло и растворилось в воздухе. Надя вернулась в комнату, неся в руке какую-то бумажку. Подошла к журнальному столику, открыла блокнот и провела пальчиком по странице:
— Суббота, суббота… Нет, в субботу я свободна… Слышишь, пушистик, — повернулась она ко мне. — Нас приглашают на вечер 'школьных друзей'. Весь наш выпуск соберется в эту субботу на бал… Интересно, кем стали Вера и Света, Саша и Олег? Как поживает романтик Слава и как далеко успел уйти в своих поисках 'философского камня' наш задумчивый поклонник химии Вова Перепелкин? Я не видела их шесть лет… И оказывается, соскучилась по ним…
Я сидел с кислой мордой и смотрел на нее снизу вверх.
'Соскучилась… Сашеньки, Наташеньки, Дашеньки… Вовочки Перепелкины… Соскучилась… А если среди них до сих пор пара-тройка холостяков завалялась?! Или, чего хуже, женатые, но наглые, как… как… Очень наглые! Сейчас кругом, куда ни глянь, сплошное падение нравственности. 'Сексуальная революция', понимаешь… Славочки-Сашеньки. Знаю я этих 'Сашенек'. Сперва 'встреча школьных друзей', потом 'а не проводить ли мне тебя до дому', потом 'а не зайти ли нам ко мне на чашечку чая', потом… Одноклассники… Школьные друзья!.. А вдруг ей нравился кто-нибудь из одноклассников? Девушки в этом возрасте впервые влюбляются. А коль встретит, да старое чувство вспомнит?! Нет, это далеко зайти может! 'Школьные вечера' — это же аморально! Куча мужчин, комплименты, поцелуи… якобы приветственные… Нет, нет, нет, это исключено! Знаю я этих мужчин — бабники все, как один… Развратники, аморалы, только и думают о том, как…'
— А Сережа, — продолжала она. — Он-то своего наверняка добился. Настойчивый, мужественный, спортивный…
Я пискнул, вскочил на журнальный столик, схватил зубами телеграмму и поволок ее прятать под диван.
— Стой, пушистик, — подхватила она меня на руки, отнимая бланк. — Это не твоя игрушка. Тебе мы придумаем другую забаву. У меня где-то теннисный мячик завалялся… Постои, а не ревнуешь ли ты? — улыбнулась она, тормоша меня и взъерошивая мне шерстку.
'Ревную? Хе, очень надо… Было бы к кому… Ревную, ревную… Да я их сожрать готов!. Приглашают, понимаешь… 'Встреча школьных друзей'! Был бы повод! Бабники!.. бабники?.. Вот что меня интересовало! Не захаживает ли сюда какой-нибудь излишне уверенный в своей неотразимости ловелас? О-о! Не было ли сообщение о звонке от 'мамы' всего лишь поводом, чтоб избежать моего приглашения? Может быть, это должен быть звонок не совсем от мамы? Или, вернее, совсем не от мамы? А если, чего доброго, она ждет кого-нибудь?! И этот 'кто-нибудь' должен заявиться сюда с минуты на минуту в то время, как я тут нежусь и бездействую?!'
От этой мысли у меня невольно встала дыбом шерсть и сами по себе вылезли когти.
'Сожру, — решил я. — Разорву и съем… Маловат? Ничего, подрасту. Стану раз в пятьдесят больше и раз в сто тяжелее, это не проблема. В чем-то этому парню даже повезет: любой зоолог отдал бы жизнь, чтоб хоть на миг увидеть живого саблезубого тигра…'
Я принюхался. Нет, мужчиной здесь и не пахло. Несколько успокоенный, я лег возле ее ног и заурчал.
