усмешку. – Вы можете подумать, что я подслушивал. Нет, сэр. Слово-другое о пистолете – вот об этом, думаю, – и все.
Мистер Баннер был худощавым невысоким молодым человеком с бритым, бледным, почти девичьим лицом, украшенным неглупыми глазами. Вьющиеся темные волосы четко разделены пробором. Губы, когда не заняты сигарой, чуть приоткрыты, что придает его лицу курьезное выражение готовности к услугам. С сигарой он выглядел совершенно иначе – спокойным и здравомыслящим янки, каким, впрочем, и был.
Родился Баннер в Коннектикуте, по окончании колледжа устроился в маклерской конторе, где и привлек внимание Мандерсона, имевшего дела с этой фирмой. Колосс долго присматривался к нему и в конце концов осчастливил должностью личного секретаря. Естественно, у Мандерсона был широкий выбор, он ценил образцовую деловитость, методичность, аккуратность, однако предпочел Баннера, учитывая его надежную молчаливость и редкостное чутье на метаморфозы рынка.
Трент и американец с холодным спокойствием изучили друг друга и, кажется, оба остались довольны.
– Мы говорили о том, – сказал Трент, – что этот револьвер, из которого мог быть застрелен Мандерсон, не облегчает нашей задачи. Револьвер этот, говорят, штука банальная и широко распространенная.
Баннер протянул костлявую руку к футляру и взял револьвер.
– Да, сэр, – сказал он, – капитан прав. Это то, что мы в Штатах называем «маленьким Артуром», и, должен сказать, эта игрушка болтается в задних карманах десятков тысяч людей. Правда, у меня к этому оружию особого доверия нет, – он вытащил свой пистолет. – Посмотрите, мистер Трент, это – вещь, и поосторожнее – заряжено. Что же касается «маленького Артура» Марлоу, то он приобрел его в первые дни нашей службы у старика. Мистер Мандерсон сказал, что человеку двадцатого века глупо не иметь револьвера. Тогда он и купил первое, что ему предложили. Со мной он не советовался. – Баннер меланхолично осмотрел комнату. – Марлоу совсем не умел с ним обращаться, но я потренировал его месяц или около этого, и он кое-чего достиг.
Однако привычки носить оружие с собой у него так и не появилось. Для меня, скажем, это не менее естественно, чем носить брюки. Я ношу пистолет уже несколько лет – мне всегда казалось, что может возникнуть необходимость защищать мистера Мандерсона. И вот, – заключил он горестно, – его подловили, когда меня не было рядом… Однако извините меня, джентльмены, я еду в Бишопсбридж.
– Мне тоже пора, – сказал Трент. – Деловая встреча в ресторане «Три бочки».
– Если не возражаете, могу подвезти вас, – предложил Баннер. – Я как раз еду в том направлении. Скажите, капитан, вам туда же? Нет? Тогда пойдемте, мистер Трент.
Баннер повел Трента вниз по лестнице и далее через весь дом к гаражу на тенистом Заднем дворе. Он, казалось, не торопился выводить машину: предложил Тренту сигару и раскурил свою, присел на подножку автомобиля, зажал руки меж колен и с услужливой сообразительностью глянул на Трента.
– Послушайте, мистер Трент, я хочу вам кое-что сказать, это может быть полезно. Я знаю, вы человек острого ума, мне приятно общение с такими людьми. Не уверен, хорошо ли вы поняли капитана, но он мне кажется остолопом. Я ответил бы на любой вопрос, какой у него хватило бы ума мне задать, фактически я так и сделал, но у меня нет никакого желания говорить ему о том, о чем он меня не спрашивал. Понятно?
Трент кивнул:
– Ощущение естественное – полиция, власть, официальный допрос. Но, должен вам сказать, Марча вы недооценили. Это один из самых проницательных детективов Европы. И у него огромный опыт. Мой конек – воображение, фантазия, но, уверяю вас, в полицейской работе опыт важнее всего.
– Едва ли, – ответил Баннер. – Случай этот редкостный, мистер Трент, и я скажу вам почему. Я думаю, старик знал о предстоящей опасности, и мне кажется, он понимал также, что от нее не увернуться.
Трент нашел в гараже плетеную корзинку и уселся напротив Баннера.
– Это похоже на дело, – сказал он. – Я внимательно слушаю вас.
– Вы, очевидно, знаете, мистер Трент, что Мандерсон был человеком, умевшим держать себя в руках. Лично я считал его самым хладнокровным из дельцов. Его выдержка была потрясающей – я никогда не видел, чтобы что-то вывело его из себя. А я знал Мандерсона как никто другой. Мы вершили с ним работу, ради которой он жил. У меня есть основания считать, что я знал его лучше, чем его жена, чем мог знать Марлоу – он редко видел мистера Мандерсона в конторе, во время горячего дела. Я знал его лучше, чем кто-либо из его друзей.
– А у него были друзья? – спросил Трент.
– Вижу, кто-то уже проинформировал вас, – ответил проницательный Баннер. Нет, не сказал бы, что у него были друзья. Множество знакомых среди великих мира сего, но душу свою он держал на замке… Вот что я хотел сообщить вам, мистер Трент. Несколько месяцев назад старик резко изменился. Я никогда прежде не видел его таким мрачным, угрюмо-злобным. Это состояние стало для него постоянным – ив деловой части города, и дома. Либо он вынашивал свое зло, либо переживал чужое – такое у меня было ощущение. Однако выдержка изменила ему только в последние недели, – американец положил свою костистую лапу на колено Трента. – Я единственный, кто это знает. Со всеми другими он был просто угрюм. Но когда мы были вдвоем в его кабинете и если что-то в делах шло не так, боже мой, он так срывался, что дрожь брала. В библиотеке я видел, как он вскрыл письмо, в котором что-то его не устраивало, – были громы и молнии и угрозы разделаться с тем, кто это письмо писал, только попадись он под руку… И вот еще. За неделю до смерти мистер Мандерсон полностью забросил свою работу. Такого с ним не бывало. Он перестал отвечать на письма и телеграммы. Мне кажется, какая-то тайная боязнь истрепала его нервы. Однажды я посоветовал ему сходить к доктору, он послал меня к черту. И такое наблюдение, наконец: при появлении миссис Мандерсон он моментально становился спокойным, холодным.
– И вы объясняете это каким-то тайным страхом? – спросил Трент.
Американец кивнул.
– В вашем рассказе, Баннер, заложена глухая мысль о шизофрении Мандерсона. Срыв, слом, стресс – это часто случается с большими дельцами в Америке.
– Ерунда, – серьезно ответил Баннер.. – Только те, кто разбогател очень быстро и не могут справиться со своим богатством, сходят с ума. Подумайте обо всех наших великих, о людях, близких к Мандерсону; слышали ли вы когда-нибудь, чтобы хоть один из них лишился разума? Этого не бывает, поверьте мне. Правда, у каждого человека есть свой пунктик, но это еще не сумасшествие. Скажем, ненависть к кошкам или моя собственная слабость – неприятие рыбы.
– А какая слабость была у Мандерсона?
– У старика их было много. Отрицание роскоши, например, от которой, как правило, не отказываются состоятельные люди. Неприязнь к мелким услугам. И хотя мистер Мандерсон был очень разборчив в одежде, разборчивее, чем кто бы то ни было, особенно в туфлях – на туфли он тратил бездну денег, несмотря на это, говорю я вам, у него никогда не, было лакея. Он не хотел, чтобы кто-либо к нему прикасался. За всю его жизнь его никто и никогда не брил.
– Оригинально, – сказал Трент. – И что вы думаете по этому поводу?
– Такова была норма поведения мистера Мандерсона, этакий характер, не без бдительности и настороженности. Говорят, его отец и дед были такими же. Как собака и кость, знаете ли, – ежесекундная забота, не стащили бы. Конечно, он не думал, что парикмахер отрежет ему голову, но чувствовал, что возможность сделать это – есть. А рисковать он не хотел. Так и в деле: ему всегда казалось, что кто-то охотится за его костью, и в мире бизнеса это естественно. Следствие одно: старик был самым осторожным и скрытным в финансовом мире, и это определяло его успехи. Но это не значит, что он был лунатиком. Вы спрашиваете, не потерял ли он рассудка. Нет, он был просто измотан какой-то неизвестностью.
Трент курил. Ему хотелось знать, что было известно Баннеру о домашних неурядицах Мандерсона.
– У него были какие-то неприятности с женой?
– Да, – ответил Баннер. – Но неужели вы думаете, что это могло вывести из равновесия такого человека, как Мандерсон?
Трент внимательно присмотрелся к Баннеру и убедился, что принять семейную размолвку как причину трагедии для делового человека он не в состоянии.
