Видение казалось долгим, но длилось лишь пару ударов сердца, я чувствовала, что Лилия еще жив. Резерв… Странно, никогда раньше не видела в себе цветка, я мысленно потянулась к нему и просто попросила раскрытья. Он послушался. Я взорвалась бело-зеленой силой, и она выхлестнулась из меня, окутав нас с Лилией.
Я направила силу в него, пытаясь представить его vis-центр таким, каким видела несколько часов назад. Лилия открыл глаза.
– Помогай, – шепнула я.
Я потеряла счет времени, помогая латать дыру и направляя силу к флерсу. Получилось! Лилия начал обретать плоть и вес, и я только сейчас поняла, насколько он был невесомым, как призрак. Сила не унималась, радостно носясь вокруг нас и через нас. Поняв, что все страшное позади, я облегченно рассмеялась, правда, немного истерично, крепко прижимая к себе Лилию, почти придушив его. «Гаденыш, любимый гаденыш, – билось в голове. – Жив!!!»
Сила наконец чуть остепенилась и оплела нас двоих коконом, а я ослабила свои объятия и заглянула флерсу в лицо. Вина и надежда. Я немного грустно погладила его по щеке.
«Прощаю. Все прощаю за то, что выжил», – слова между нами были не нужны, мы отчетливо слышали мысли друг друга.
В ответ – теплая радость и обещание быть хорошим сыном и никогда меня не расстраивать.
Мы оба были истощены донельзя, я посмотрела на наш общий кокон, примеряясь, как лучше его подчинить и поделить, ища, за что можно было бы ухватиться. Лилия, как и я, ласково потянулся к силе, и она, как послушный зверек, прильнув к нам, разделилась ровно поровну и легко вошла в центры, заструилась по артериям. Я почувствовала себя ожившей, но все равно очень слабой.
– Пошли спать…
Последнее, что я успела до того, как провалилась в сон, это послать успокаивающую весточку Фиалочке.
Утром, проснувшись, но еще с закрытыми глазами, я никак не могла понять, почему оказалась на лесной поляне. А потом все вспомнила. Лилия сполз вниз, зарывшись лицом мне в живот и обнимая за ноги. Я терпеть не могла, когда ко мне кто-то прижимался во сне, поэтому у меня всегда были огромные кровати, чтобы было место отползти, отделиться, но объятия Лилии были приятными и естественными.
Флерсы очень изменили меня.
Лилия в полусне потерся носом о живот, я хихикнула от щекотки, но не отстранилась, его крылья слегка задвигались, продуцируя силу, и он, уже проснувшись, принялся целовать меня вокруг пупка, вливая силу. Это было очень приятно – свежесть, бодрость, – но слишком близко к либидо-центру; сила ринулась туда, и со сладкой судорогой бело-зеленая превратилась в бело-красную. К моему величайшему удивлению, Лилия чуть зачерпнул этой розовой силы и продолжил поцелуи-подарки.
«А… откуда»? – мысленно спросила я, ошарашенно глядя на него vis-зрением и видя махонькую долю красной силы, которой в принципе не могло быть в бело-зеленом флерсе.
«Так вчера ж, – так же мысленно ответил он, – ты отдавала все, что было, а поскольку мы фактически создавали меня заново, вот оно и приросло… Я уже не совсем флерс. Мне нужно новое имя».
Ну да, уже не флерс, а divinitas.
– Дай мне имя, – попросил он вслух, глядя мне в лицо снизу вверх.
Он лежал, тесно прижавшись ко мне, оплетая руками и ногами, будто стараясь слиться. Лиана…
– Лиан… – я оборвала, не произнеся последнюю гласную, осознав, что нельзя давать ТАКОГО имени.
– Ли-ан, – повторила я, и имя зазвучало в воздухе. Оно вышло звонким и белым. «Ли» – от лилии, «ан» – для радостной звонкости.
– Ли-ан, – повторил он, пробуя имя на вкус, и улыбнулся. – Лиан! Хорошее имя для… divinitas.
– Да, divinitas… но, думаю, афишировать твои изменения не стоит.
– Конечно, – и мысленно добавил: «матушка».
Я вздрогнула, пытаясь смириться, а вернее, усмирить кричащий страх. Матушка, ну да, после того, как простила все и все отдала, чтобы выжил, иначе меня никак не назвать. Ну не сестра же, потому что намного сильнее, и не госпожа, какая уж из меня госпожа… Матушка и есть. Только страшно, очень страшно когда вот так называют.
«Буду называть, как скажешь, – мысленно обратился Лиан, – только не расстраивайся», – упрашивал он.
– Леди… – с сомнением предложила я.
В ответ смущение и смех: «моя леди»… Моя леди – обращение к жене в нашей среде.
– Паршивец… – я тоже смеялась и ругалась не всерьез.
– Да, леди, – и он подтянулся к моему лицу, вливая в поцелуе щедрый дар, я легко откликнулась, умножая силу, и мы принялись раскачивать ее, как тогда, перед рождением Незабудки. Только это уже не было так целомудренно, как раньше – красная озорная ленточка вплеталась в поток, заставляя Лиана или меня вспыхивать красным от прикосновений.
Процесс свободного обмена силой, когда ты полностью открыт и не опасаешься, что тебе навредят, сам по себе очень приятен, а когда еще получаешь и генерируешь сам… Ничто не сравнится с этим удовольствием.
Я очнулась, когда объем превысил тот, что был нужен Лиану для перекидывания, и чуть запаниковала…
– «Чшш, все хорошо…» – безмолвно успокоил он меня и, мастерски разделив поток, подхватил свою половину, а вторую направил мне. Тут я уже не сплоховала и запросто управилась с ней.
Через пару минут, когда сила улеглась и звенящая радость поутихла, я глянула на Лиана, он со счастливой, отстраненной улыбкой гладил мои бедра и живот. Если раньше его прикосновения были несмелыми и целомудренными, то теперь в них сквозило собственничество любовника. Я задумалась, а нравится ли мне это, не слишком ли много он себе позволяет.
Он уловил мои мысли по нашей связи и остановился.
– «Прости. Забылся», – произнес опять же без слов и поцеловал мне запястье, привычно вливая каплю силы.
– А ты отлично управляешься с большими объемами, – похвалила я, чтобы сменить тему.
– Да. В свое время я много детей и зачал, и родил, и своим детям помогал…
– Подожди… Ты родил?
Он пожал плечами.
– Ты ж видела… Мы не люди и не оборотни…
– А как же тогда разделение на… мальчиков и девочек?
– Кто сильнее духом и может отвечать за других, тот и мальчик, – с улыбкой ответил он, – а кто послабее, в ком нет самостоятельности, тот девочка. Поэтому-то последние лет сто так много девочек получается, – помрачнев, закончил он.
– Почему «поэтому»? – не унималась я.
– Ну… Вот у леди Ауэ – девочки, Крокус и Донник, – уточнил он, – инициировали ребенка, растила Крокус. Растила почти год…
– Год? Фиалочка же за луну-полторы…
– Ну да. Даже меньше, потому что в доме у Серизе наш ребенок почти не рос. Ты же нас кормила так,
