могу.
– Вот и чудно. Созвонимся.
– Созвонимся.
Седрик явно надеется допросить этого Румански и узнать все в мельчайших подробностях, но я постараюсь не дать ему такой возможности, поставив на волка печать молчания-неразглашения.
Помоги мне Свет не превратить его в молчащего идиота, а то, как показывает практика, страшнее дурноватой бело-красной filius numinis, любящей ставить опыты, ничего и нет.
Я сосредоточилась, обдумала словесную формулу ограничения и поставила печать. Волк не сопротивлялся и даже не скулил, хоть, наверное, было немного больно.
– Меньше болит? – на прощание спросила я.
Он на мгновение задумался и согласно кивнул головой.
– Ну вот видишь. Жду завтра. Сразу после полудня.
– Да… леди-divinitas.
– А, еще… Прости, но…. – и я обрызгала его освежителем. Волк состроил страдальческую рожу, но промолчал. Да, я знаю, что вонь ужасная, но когда он будет идти по коридору, я хочу, чтоб люди слышали хвою, а не…
Когда Румански ушел, я горестно осмотрела ковер – только выбросить… Мне делали его на заказ, с еле заметным рисунком. Настоящий персидский, шелковый… Седрик, скотина, купит мне новый! Точно такой же! Или я за себя не отвечаю!
– Родж!
– Да, мэм, – взгляд на меня, на бардак в комнате, на ковер.
– Да, Родж, мой любимый ковер безвозвратно испорчен. Я хочу, чтобы его скатали и отвезли по этому адресу, – я писала адрес Седрика, – хотя нет. Пока просто скатали и положили в подсобке.
Седрика нахрапом не возьмешь, чуть подожду удачного момента.
– Да, мэм. А… что это за вонь?
– А что за вонь?
– Э… может, кондиционер завонялся, с ними такое бывает.
– Может.
– Вызвать мастера?
– Давайте подождем, может, само пройдет. Мастер ведь не бесплатно придет.
Взяв «Летопись», я ушла домой. Лиан еще сладко спал, и я устроилась у себя в кабинете, предвкушая интересное чтение. Но через час-полтора меня прервал назойливый звонок телефона.
– Слушаю, – сварливо отозвалась я.
– Что слушаю? Что ты с ним сделала? – ух ты, как Седрик нервничает. Любимого сынишку обидели или грелку?
– Седрик, ну что я могла с ним сделать? Он же пришел к тебе на своих двоих.
– Раскорячившись он пришел! На своих двоих… Ты его трахнула, Пати? Я тебя спрашиваю, ты его…
– Нет! И впредь не смей задавать мне такие вопросы! Ты забываешься, – мое ледяное шипение несколько остудило его.
– Нет? Так что же ты с ним сделала?
– Седрик, подобная информация даром не дается – это раз. Ты первый начал, прислав мне этого убийцу, запугавшего весь мой персонал – это два. Ты не предупредил его насчет меня – это три. И ТЫ смеешь орать на меня?!
Полуволк вспомнил, что он все-таки filius numinis и что вести себя надо соответственно.
– Ладно, Пати, давай успокоимся.
– Ну, успокаивайся, успокаивайся, – подлила яду я. – Что он говорит? – забросила я удочку.
– Пати! Ты прекрасно знаешь, что он ничего не говорит.
– Вообще молчит? – в испуге спросила я.
Раздалось рычание с переходом в утробный вой.
– У тебя что, кто-то перекидывается под боком?
– Я перезвоню!
А рычал-то Седрик, да… Ему надо заново учиться контролировать себя и свою силу, иначе это все плохо кончится, в первую очередь для него, а может быть, и для всех нас.
Через четверть часа он перезвонил.
– Пати, ты серьезно повредила моего волка.
– Не ври.
– Не ври? Да у него член как баклажан!
Повисла пауза.
– Я должен был посмотреть, что с ним. Не выдумывай ничего.
– Не выдумываю, – соврала я. – Ничего страшного в этом нет. Я проверяла по силе, он оклемается без последствий. И не дави на меня! – я заткнула его на полуслове. – Твой волк первым набросился! Сотворенный напал на filius numinis, Седрик, ты ж не хочешь выносить этот инцидент в Совет?
– Не хочу.
– Значит, закрыли тему?
– Пати, что…
– Скажи лучше, он хоть что-то рассказывает? – перебила я уже набивший оскомину вопрос.
Седрик сдался.
– Он говорит, что ты бешеная и психованная сука, хуже Марлы.
– Ты б поучил их манерам все же, – обронила я. – А кто эта Марла? – спросила все же, хоть и догадывалась.
– Моя «кровавая сука», психопатка полная.
Я успела достаточно прочесть из летописи, чтобы понимать, что такое «кровавая сука».
– Угм… Ты поэтому так разнервничался?
– Пати, чтоб тебя… – замолчал, проклятия не выговорил, клятва не делать зла не позволяет даже бессильных проклятий.
– Но я действительно не могу понять, чего ты так взвился. Думаешь, мне все это вот так просто далось? Просто я не стала унижаться и радовать тебя криками о том, какой ты подлец, предатель и вообще скотина, – грустно сказала я.
– Да? – Седрик насторожился и приготовился слушать. – И что с тобой?
– Ах, merci, что спросил! – я само оскорбленное достоинство,
– Ну брось, Пати, мы ж с тобой, можно сказать, соратники, дрались когда-то плечом к плечу.
– Угу, и морда к морде, – усмехнулась я, вспоминая наш первый бой.
– И морда к морде… Я знаю, на что ты способна, поэтому и испугался и за него… и за тебя.
– На что я способна… А чего мне стоило это «способна», ты помнишь?
– Ну что с тобой? Давай уж рассказывай, не ломайся. – Седрик чуть размяк в надежде выведать обо мне побольше полезной информации. А я, наоборот, собралась, мне нужно быть предельно точной в формулировках.
– Я очень пострадала, не телесно, нет, морально. Но, кстати, ты можешь мне помочь, если захочешь.
– С чего бы вдруг мне этого хотеть, – настороженно произнес он.
– Я так и думала, – сокрушенно отозвалась я.
– Пати… Ну чем же я могу тебе помочь? Мы ж разные, у нас противоположные основы. Ты прикоснуться к себе лишний раз не даешь. Чем помочь-то?
– Я ж говорю, что пострадала морально, а для нас, белых, это…
– Да знаю! Будете сидеть и канючить, не в силах управлять своей силой. Но что ж ты можешь захотеть такого… в чем я могу тебе помочь? – Седрик уже спрашивал сам себя.
Мы все очень любопытны.
– Если пообещаешь мне помочь, то расскажу и зла за выходку с волком держать не буду.
