она поглядывала на карту. На той неделе надо обязательно купить держалку для карт, тогда не придется ломать шею, проверяя, правильно ли едешь. Впрочем, дом наверняка найти несложно, хоть она ни разу еще не ездила той дорогой, которую описала вдова. Здешние края она изучила вдоль и поперек. На будущий год они с Робертом отметят десятилетний юбилей своей риелторской конторы.
На этой мысли она задержалась. Уже десять лет. Как быстро идет время, слишком быстро. За эти десять лет она родила двоих детей и упорно, прилежно работала вместе с Робертом, стараясь упрочить дело. Когда они начинали, время было вполне благоприятное, это она понимала. Сейчас им бы нипочем не удалось пробиться на рынок. В общем-то, грех жаловаться. Господь был благосклонен к ней и к ее семье. Надо еще раз поговорить с Робертом, нельзя ли все-таки увеличить взнос в Общество защиты детей. Он, понятно, впадет в сомнения, насчет денег он всегда тревожится больше, чем она. Но в конце концов она непременно уговорит его, обычно ей это удается.
Внезапно Луиза сообразила, что едет не туда, и затормозила. Мысли о семье и об этих десяти годах отвлекли от дороги, и она пропустила нужный поворот. Тихонько смеясь, она покачала головой, внимательно посмотрела по сторонам, потом развернулась и поехала назад.
Удивительно живописный край — Сконе, подумала она. Живописный и открытый. Но и таинственный. Ландшафт, на первый взгляд как будто бы ровный и плоский, мог в мгновение ока смениться глубокими ложбинами, где дома и усадьбы выглядели одинокими островками. Она не переставала удивляться этим контрастам, когда колесила по округе, осматривая дома или показывая их возможным покупателям.
Сразу за Эрикслундом Луиза съехала на обочину и еще раз тщательно изучила план. Пока все правильно. Теперь поворот налево — и перед нею открылась дорога на Крагехольм. Какая красота! Шоссе бежало по холмам, мягко петляло среди Крагехольмского леса, а слева за деревьями поблескивало озеро. Луиза не раз ездила этой дорогой и очень ее любила.
Километров через семь она стала высматривать последний поворот. Вдова сказала, что это обыкновенный проселок, но вполне проезжий. Ага, вот он! Луиза притормозила и свернула направо — нужный дом будет слева, примерно в километре от поворота.
Через три километра дорога кончилась, и она поняла, что все-таки заблудилась.
В первую минуту она едва не поддалась соблазну отказаться от этой затеи и поехать домой. Но взяла себя в руки, вернулась на крагехольмскую дорогу и метров через пятьсот дальше к северу опять свернула направо. Но и здесь не нашлось дома, подходящего под описание. Со вздохом она развернула машину. Надо остановиться и спросить. Ведь неподалеку за деревьями мелькнул какой-то дом.
Луиза заглушила мотор и вышла из машины. От деревьев веяло запахом свежей листвы. Она пошла к дому — длинной, когда-то белой постройке, каких в Сконе великое множество. С мезонином. Посреди двора — колодец с черной крашеной колонкой.
В замешательстве она остановилась. Дом выглядел совершенно заброшенным. Может, все-таки лучше поехать домой, паче чаяния вдова не обидится.
Впрочем, постучать-то можно, подумала она. Попытка не пытка.
Направляясь к крыльцу, она миновала большую красную пристройку. И не устояла перед искушением, заглянула в приоткрытые высокие двери.
Увиденное весьма ее озадачило. В пристройке стояли два автомобиля. Она хоть и не большой знаток, но даже ей понятно, что один из автомобилей — баснословно дорогой «мерседес», а второй — не менее дорогой БМВ.
Значит, кто-то здесь есть, подумала она, шагая дальше.
И этот кто-то денег не считает.
Луиза постучала, но ничего не произошло. Снова постучала, на сей раз погромче, однако ответа и теперь не дождалась. Попробовала заглянуть в окно возле двери — увы, шторы были задернуты. Она постучала в третий раз, потом решила обойти вокруг дома и посмотреть, нет ли на той стороне другой двери.
Там обнаружился заросший фруктовый сад. Яблони не обрезали наверняка лет двадцать, а то и тридцать. Под грушевым деревом — полусгнившая садовая мебель. Испуганная сорока захлопала крыльями и улетела прочь. Никаких дверей больше не было, и Луиза вернулась к крыльцу.
Постучу еще разок, подумала она. Если не откроют, поеду обратно в Истад. И даже успею немножко полюбоваться морем, прежде чем займусь стряпней.
Она громко постучала в дверь.
По-прежнему никакого ответа.
Она скорее почувствовала, чем услыхала, что за спиной во дворе кто-то есть. И поспешно обернулась.
Метрах в пяти от нее стоял мужчина. Стоял совершенно неподвижно и наблюдал за нею. Она заметила шрам у него на лбу.
Ей вдруг стало очень не по себе.
Откуда он взялся? Почему она ничего не услышала? Двор вымощен щебенкой. Он что, нарочно подкрался?
Она шагнула к нему и сказала, стараясь, чтобы голос звучал как обычно:
— Извините мою назойливость. Я маклер по недвижимости, ехала по делу и заблудилась. Хотела просто спросить дорогу.
Мужчина не ответил.
Может, он не швед, может, не понял, что она сказала? В его облике было что-то чужое, наводившее на мысль, что он иностранец.
Внезапно она осознала, что надо бежать отсюда, и как можно скорее. Этот неподвижный человек с холодными глазами пугал ее.
— Ну что ж, не буду вам мешать, — сказала она. — Извините за вторжение.
Она пошла было к калитке, но тотчас остановилась. Неподвижный человек вдруг ожил. Достал что-то из кармана. Сперва она не разглядела, что это. А потом вдруг поняла — пистолет.
Мужчина медленно поднял оружие, целясь ей в голову.
Боже милостивый, успела подумать она.
Боже милостивый, помоги мне. Он хочет меня убить.
Боже милостивый, помоги мне.
Было без четверти четыре, 24 апреля 1992 года.
2
Утром в понедельник, 27 апреля, первый комиссар по уголовным делам Курт Валландер приехал в Истадское полицейское управление злой как черт. Он и сам не мог припомнить, чтобы когда-нибудь пребывал в таком скверном расположении духа. Злость даже оставила вещественный след — во время бритья он порезался, и на щеке красовался пластырь.
Ворчливо отвечая на утренние приветствия коллег, он прошел в кабинет, захлопнул за собой дверь, снял телефонную трубку, сел и уставился в окно.
В свои сорок четыре года Курт Валландер был в полиции на хорошем счету, его ценили за упорство и толковость. Но нынче утром им владели только злость и растущее недовольство. Воскресенье выдалось из тех, какие хочется поскорее забыть.
Во-первых, отец, который жил бирюком в своем доме неподалеку от Лёдерупа, на равнине. Отношения с отцом у него всегда складывались непросто. И с годами легче не стало, ведь Курт Валландер с растущей досадой замечал, что день ото дня все больше походит на отца. Пытаясь представить себе собственную старость, он сразу впадал в дурное настроение. Неужели ему суждено на склоне лет стать таким же брюзгливым и вздорным стариканом, который в любую минуту может выкинуть какой-нибудь совершенно безумный фортель?
В воскресенье днем Курт Валландер, как всегда, поехал к отцу. Они перекинулись в картишки, а потом устроились на веранде пить кофе, наслаждаясь ярким весенним солнцем. И тут отец без всякого
