он не признается в существовании Коноваленко и не расскажет, где тот находится.
Когда он заглянул в небольшую комнату, видимо предназначенную для гостей, она чем-то привлекла его внимание, но чем именно, он и сам не знал. Комната как комната. Кровать, письменный стол, плетеный стул, окно с синими шторами. На стене полка с безделушками и книгами. Валландер изо всех сил старался понять, что же такое он видит, не замечая. Запомнил подробности и отвернулся.
— Ну что ж, теперь я вас оставлю.
— Мы с полицией не ссоримся, — сказал Рыков.
— В таком случае беспокоиться вам не о чем, — ответил Валландер.
Он поехал обратно в город.
Вот теперь мы нанесем удар, думал он. Сейчас же расскажу Лувену и его людям всю эту примечательную историю. И мы заставим Рыкова или его жену заговорить.
Теперь-то мы их возьмем. Непременно возьмем.
Коноваленко едва не проворонил Танин сигнал. Поставив машину возле дома в Халлунде, он, как всегда, бросил взгляд на фасад. Они договорились, что, если по какой-то причине ему нельзя подниматься в квартиру, Таня оставит одно окно открытым. Окно было закрыто. Коноваленко пошёл к лифту и вдруг вспомнил, что забыл в машине пакет с двумя бутылками водки. Сходил за ним и машинально опять взглянул на фасад. Окно было распахнуто. Он вернулся в машину, сел за руль и стал ждать.
Когда из подъезда вышел Валландер, он тотчас смекнул, что едва не нарвался на полицию.
Таня подтвердила его подозрения. Это действительно был комиссар уголовной полиции, по фамилии Валландер. Вдобавок в его удостоверении Таня прочла, что он из Истада.
— Чего он хотел? — спросил Коноваленко.
— Спрашивал, не знаю ли я некоего Коноваленко, — сказал Рыков.
— Отлично! — воскликнул Коноваленко.
Таня и Рыков недоуменно уставились на него.
— Отлично! — повторил Коноваленко. — Кто мог рассказать ему обо мне? Если не вы? Только один человек — Виктор Мабаша. Через этого полицейского мы на него и выйдем.
Он велел Тане принести рюмки. Все трое выпили водки.
Коноваленко промолчал, но пил он за истадского полицейского. И был очень доволен собой.
Из Халлунды Валландер поехал прямо в гостиницу. И первым делом позвонил дочери.
— Мы можем встретиться? — спросил он.
— Сейчас? Я думала, ты работаешь.
— У меня есть час-другой. Если ты можешь.
— Где встретимся? Ты ведь плохо ориентируешься в Стокгольме.
— Я знаю, например, Центральный вокзал.
— Ну так что, встретимся там? Посредине большого зала? Через сорок пять минут?
— Договорились.
Положив трубку, Валландер спустился в холл.
— До вечера меня не будет, — сказал он администратору. — Если кто-нибудь спросит меня, лично или по телефону, скажете, что у меня срочное дело и связаться со мной нельзя.
— До которого часа?
— До поры до времени.
На Центральном вокзале, заметив Линду, он едва ее узнал. Волосы выкрашены в черный цвет, довольно короткая стрижка, яркий макияж. На ней был черный комбинезон, ярко-красный плащ и полусапожки на высоких каблуках. Валландер обратил внимание, что многие мужчины оглядываются на нее, и почему-то вдруг почувствовал досаду и смущение. Он назначил свидание собственной дочери. А навстречу ему шла молодая самоуверенная женщина. Давняя застенчивость исчезла без следа. Он обнял ее с ощущением, что совершает не вполне уместный поступок.
Линда сказала, что проголодалась. Пошел дождь, и они забежали в кафе на Васагатан, прямо напротив почтамта.
Она ела, а Валландер смотрел на нее и, когда она спросила, не хочет ли он тоже взять что-нибудь, покачал головой.
— Мама была здесь на прошлой неделе, — неожиданно сказала Линда. — Показывала своего нового поклонника. Ты его видел?
— Я больше полугода с ней не разговаривал.
— Мне он не понравился. По-моему, он больше интересовался мной, чем мамой.
— Вот как?
— Он, кажется, импортирует станки из Франции. Но говорил в основном о гольфе. Ты знаешь, что мама теперь играет в гольф?
— Нет, — удивился Валландер. — Не знаю.
Линда внимательно посмотрела на него, потом продолжила:
— И очень плохо, что не знаешь. Что ни говори, она пока самая важная женщина в твоей жизни. Она-то все про тебя знает. И про женщину из Латвии тоже.
Валландер обомлел. Он никогда не говорил с бывшей женой о Байбе Лиепе.
— Откуда ей это известно?
— Наверно, кто-то рассказал.
— Кто?
— Какая разница?
— Просто интересно.
Линда неожиданно сменила тему:
— Почему ты в Стокгольме? Ведь не затем же, чтоб повидаться со мной?
Валландер коротко рассказал о случившемся. В обратном порядке, до того дня две недели назад, когда отец объявил, что женится, а потом пришел Роберт Окерблум и сообщил, что у него пропала жена. Линда слушала внимательно, и впервые он почувствовал, что его дочь совсем взрослый человек. И в иных сферах жизни имеет куда больше опыта, чем он сам.
— Мне не с кем поговорить, — закончил он. — Если б хоть Рюдберг был жив. Помнишь его?
— Унылый такой, мрачный?
— Ну что ты, он был другой. Хотя иногда и казался суровым.
— Я помню его. Я надеялась, что ты никогда не станешь таким.
На сей раз тему сменил он:
— Что ты знаешь о ЮАР?
— Да не очень-то и много. Ну, например, что с чернокожими африканцами там обращаются почти как с рабами. И я, конечно, против этого. В народном университете у нас была встреча с одной негритянкой из ЮАР. Она такое рассказывала, что просто в голове не укладывается.
— В любом случае ты знаешь больше меня, — сказал Валландер. — В прошлом году, когда был в Латвии, я все время удивлялся, как умудрился дожить до сорока с лишним лет, ничего толком не зная о мире.
— Ты же не обращаешь внимания! Помню, лет в двенадцать-тринадцать я пыталась задавать вопросы. Но ни тебя, ни маму вообще не интересовало, что происходит за нашей калиткой. Только и разговору что о доме, о клумбах да о твоей работе. И ни о чем другом. Вы ведь поэтому и расстались?
— Ты так думаешь?
— Вы всю жизнь свели к проблеме тюльпанных луковиц и новых кранов в ванной. Вот о чем вы рассуждали, если вообще разговаривали между собой.
— А что дурного в разговорах о цветах?
— За своими клумбами вы не видели, что происходит вовне. — Она резко оборвала разговор и спросила: — Сколько у тебя времени?
— Час по крайней мере.
— Стало быть, фактически нет. Но можно повидаться попозже вечером, если хочешь.
