Вервей поднял бровь, и Георг Схееперс, понимая, что от него ждут суждения, сказал:
— Вполне логично, но не мешает проверить, было ли убийство случайным или нет.
— Есть еще одна деталь, которая усложняет картину, — продолжал Вервей. — То, что я сейчас скажу, должно остаться только между нами. Полагаю, это вам ясно.
— Разумеется.
— Ван Хеердену было поручено регулярно обеспечивать президента де Клерка надежной информацией о работе разведки, помимо официальных каналов, — сказал Вервей. — Стало быть, он находился в весьма уязвимом положении.
Вервей умолк. Схееперс напряженно ждал, что он скажет дальше.
— Несколько часов назад президент де Клерк позвонил мне и попросил назначить прокурора, который будет особо информировать его о ходе полицейского расследования. По-видимому, он убежден, что убийство ван Хеердена связано с его работой в разведке, и, даже не имея доказательств, категорически отвергает версию обычного убийства с целью грабежа. — Вервей посмотрел на Схееперса и задумчиво добавил: — Но мы ведь не знаем, какие сведения ван Хеерден предоставил президенту.
Георг Схееперс кивнул. Он понял.
— Мой выбор пал на вас, с этой минуты вы будете держать связь с президентом де Клерком, — продолжал Вервей. — Отложите все дела и целиком сосредоточьтесь на расследовании обстоятельств смерти ван Хеердена. Все ясно?
Георг Схееперс кивнул, хотя еще не вполне осознал важность того, что услышал от Вервея.
— Вас будут регулярно вызывать к президенту. Никаких письменных отчетов, разве что короткие заметки для памяти, которые затем надо сразу сжигать. Докладывать только президенту и мне. Если кто- нибудь у вас в отделе спросит, чем вы заняты, официальная версия такова: я попросил вас проанализировать, какова будет потребность в прокурорах на ближайшие десять лет. Ясно?
— Да, — ответил Георг Схееперс.
Вервей встал, взял со стола пластиковую папку и подал ему.
— Здесь те немногочисленные материалы по расследованию, какими мы пока располагаем, — сказал он. — Ван Хеерден убит всего двенадцать часов назад. Розыск убийцы ведет комиссар Борстлап. Поезжайте прямо сейчас в клинику Брентхерст и побеседуйте с ним.
На этом разговор закончился.
— Постарайтесь разобраться, — сказал на прощание Вервей. — Я выбрал вас, потому что вы хорошо зарекомендовали себя в прокуратуре. Надеюсь, вы меня не подведете.
Георг Схееперс вернулся к себе и долго сидел, пытаясь уяснить, чего, собственно, от него ждут. Потом решил, что надо купить новый костюм. Те, что у него есть, не годятся для встреч с президентом.
Сейчас, сидя в сумраке приемной, он был одет в очень дорогой темно-синий костюм. Когда его жена увидела эту обнову, она с удивлением спросила, зачем он его купил. Он объяснил, что ему предстоит участвовать в конференции, где будет председательствовать министр юстиции. Жена приняла это объяснение и больше вопросов не задавала.
Без десяти час деликатный охранник открыл дверь и пригласил пройти к президенту. Георг Схееперс поспешно вскочил, заметив, что нервничает, и последовал за охранником, который остановился у высокой двустворчатой двери, постучал, а затем впустил его в кабинет.
За письменным столом, освещенным настольной лампой, сидел лысоватый мужчина, который назначил ему встречу. Схееперс нерешительно топтался возле двери, пока наконец человек за письменным столом не подозвал его к себе и не указал на посетительское кресло.
Президент де Клерк выглядел усталым. Георг Схееперс заметил тяжелые мешки у него под глазами.
Президент сразу перешел к делу. В голосе сквозило нетерпение, будто ему постоянно приходилось говорить с людьми, которые ничего не понимают.
— Я убежден, что смерть Питера ван Хеердена не убийство с целью грабежа, — начал де Клерк. — Ваша задача донести до полиции, что убийство прямо связано с работой ван Хеердена в разведке. Я хочу, чтоб вы изучили все файлы его компьютера, все папки с документами, все, чем он занимался в течение последнего года. Ясно?
— Да, — сказал Георг Схееперс.
Де Клерк наклонился к нему, и в свете настольной лампы его лицо приобрело призрачные черты.
— По сообщению ван Хеердена, есть основания подозревать, что существует заговор, представляющий серьезную угрозу для страны, — сказал он. — Заговор, который способен ввергнуть нас в хаос. И убили его наверняка из-за этого. Иной причины нет.
Георг Схееперс кивнул.
— Больше вам ничего знать не нужно, — продолжал де Клерк, откинувшись на спинку кресла. — Генеральный прокурор Вервей выбрал вас в качестве информатора, так как, по его мнению, вы вполне надежны и лояльны к государственной власти. Я хотел бы лишь подчеркнуть конфиденциальный характер вашей задачи. Если вы проболтаетесь о том, что от меня услышали, — это государственная измена. А поскольку вы прокурор, не мне говорить вам, чем грозит такой поступок.
— Разумеется, — ответил Георг Схееперс и невольно выпрямился.
— Докладывать будете непосредственно мне, когда сочтете необходимым. Свяжетесь с моим секретариатом, и вам назначат время. Спасибо, что пришли.
Аудиенция закончилась. Де Клерк опять занялся своими бумагами.
Георг Схееперс встал, поклонился и по толстому ковру направился к двери.
Старик охранник проводил его вниз, к выходу. Другой охранник, при оружии, довел его до автостоянки, к машине. Схееперс взялся за руль и почувствовал, что руки взмокли от пота.
Заговор, думал он. Заговор? Который грозит всей стране и чреват хаосом? Но разве мы уже не в хаосе? Неужели хаос может быть еще больше, чем сейчас?
Он оставил этот вопрос без ответа и завел мотор. Потом открыл бардачок, достал пистолет. Вставил обойму, снял оружие с предохранителя и положил рядом на сиденье.
Георг Схееперс не любил по ночам ездить на машине. Обстановка слишком нестабильная, слишком опасная. Постоянно происходили вооруженные грабежи и налеты, причем все более жестокие.
Он поехал домой сквозь тьму южноафриканской ночи. Претория спала.
Ему было о чем подумать.
18
Когда я узнал страх, сонгома? Когда я впервые, одинокий и всеми покинутый, увидел перекошенное лицо страха? Когда понял, что страх сидит в любом человеке, независимо от цвета кожи, возраста, происхождения? Никому не скрыться от страха, жизнь без страха невозможна. Я не помню, сонгома. Но знаю теперь, что это правда. Я пленник этой страны, где ночи так непостижимо коротки, где тьме не дано объять меня целиком. Я не помню, когда страх впервые пришел ко мне, сонгома. Но он все время напоминает о себе теперь, когда я пытаюсь найти лазейку, чтобы выбраться отсюда, уехать — домой, в Нтибане.
Дни и ночи слились в сплошную мглу, где ничего не различить. Виктор Мабаша не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он оставил мертвого Коноваленко в уединенном заброшенном доме среди глинистых полей. А тот вдруг воскрес и стрелял в него в полной слезоточивого газа дискотеке. Он испытал потрясение. Ведь он был уверен, что, ударив Коноваленко бутылкой в висок, убил его. Но сквозь слезы и дым он точно разглядел стрелявшего. Это был Коноваленко. Виктор Мабаша выбрался из дискотеки по черной лестнице, куда в панике устремилась орущая толпа посетителей. На миг ему почудилось, будто он снова в ЮАР, где нередко использовали против черных африканцев слезоточивый газ. Но он был в Стокгольме, и восставший из мертвых Коноваленко охотился за ним, чтобы убить.
