Глава двенадцатая
Ужин на террасе апартаментов с видом на океан и Бриллиантовую гору был великолепен. Мягкий ветерок, наполненный сладкими тропическими запахами, с нежностью касался их кожи, пальмы покачивались, точно в танце. Романтическую обстановку дополняли вазы со свежими гавайскими фруктами, бутылка охлажденного шампанского и орхидеи на подушечках. Но истинной романтикой для нее была нежность Майкла, его изысканное внимание, нашептываемые им слова.
На рассвете Барри лежала рядом с ним и смотрела на него. Ее тело было пресыщено, сердце переполнено любовью, такой сильной, о какой она даже и не осмеливалась мечтать. Она не смыкала глаз, боясь потерять хоть минуту из этого чудесного времени, которое они проводили вдвоем.
Она никак не могла налюбоваться им – его широкой грудью с завитками волос, плоским животом, изгибом ягодиц и этими мощными мускулистыми бедрами, говорящими о том, что он очень сильный мужчина.
Пока она любовалась его фигурой, на губах у него заиграла улыбка, и она увидела, как зашевелилась простыня, так соблазнительно прикрывавшая его пах. Она провела пальцами по его груди и услышала легкий стон. Майкл пододвинулся к ней, чтобы чувствовать ее прикосновение к своему жаркому, нетерпеливому телу. Возбужденная одним только этим движением, она вновь хотела близости с ним, ее руки ласкали его тело, стараясь сделать так, чтобы он поскорее проснулся и тоже был готов к высшему для них наслаждению.
– Извини, – сонно пробормотал он ей в ухо и обнял обеими руками.
Она отстранилась и посмотрела ему в глаза.
– Извинить – за что?
– За то, что я не очень хорошо себя вел. Я чуть не заснул.
– Все, что ты делаешь, для меня хорошо.
Правда, если ты спал, может, ты пропустил самое интересное. Он рассмеялся.
– И что бы это такое могло быть?
– Вот что, – сказала она, и губы ее двинулись от его плеча вниз, пока язык не уткнулся в ямочку его пупка. – И вот еще что, – замурлыкала она, и ее пальцы заплясали по его животу, захватив наконец в плен средоточие его мужественности.
Он снова был готов любить и наслаждаться.
– Знаете, мистер Комптон, вы просто неистощимы.
– Только с тобой, любовь моя. Только с тобой.
– Надеюсь, что это так, – сказала она, не в состоянии скрыть нотку горечи.
Он внимательно посмотрел на нее:
– У тебя сомнения?
Она вспомнила все советы, которые ей приходилось читать и выслушивать и которые дружно предупреждали: нельзя признаваться мужчине в своих сомнениях. И тут же вспомнила другой, более мудрый совет: лучше честности в отношениях не может быть ничего. И она решила быть честной.
– Иногда да.
– Никогда не сомневайся, – утешил он, обхватив ее лицо ладонью и повернув так, чтобы она видела его глаза. – Может быть, я не знаю, как это правильно назвать, но ты первая женщина, с которой я испытываю подобное. Никогда раньше не доводилось мне испытывать такое взаимное чувство, и я не хочу его потерять.
– А тебе и не придется, – сказала Барри, и сердце у нее запело. В нем звучала песня – песня любви. Слова Майкла, быть может, и не означали открытого признания в любви, но все равно в них была клятва верности, наполнявшая ее радостью и счастьем.
Он нежно поцеловал ее в губы.
– Как я рад, что к тебе вернулась улыбка. Он подоткнул подушки и сел, упершись в них спиной, а потом подтянул Барри и усадил к себе на колени.
– Теперь скажи мне что-нибудь.
– Что?
– Теперь, когда мы и поужинали и… и позавтракали, у тебя осталось что-нибудь про запас из сюрприза?
Барри сдвинула брови, наморщила лоб.
– Как-то дальше этой ночи я и не думала, – призналась она. – Ну разве это не смешно? Наверное, я представляла себе, что мы просто на следующее утро полетим назад.
– А ты не думаешь, что в таком случае зря пропадут и эта комната, и весь этот рай? – спросил он, проводя рукой по ее животу, пока мышцы не стали сжиматься от невыносимого напряжения. Когда его пальцы дотронулись до ее груди, у Барри перехватило дыхание.
– Да, теперь это ясно как Божий день, – с трудом прошептала она.
– И что нам делать?
– Я думаю, ты на правильном пути.
– Я тоже так думаю, – согласился он, улыбаясь, и стал все жарче ласкать ее, пока Барри не выгнулась ему навстречу от желания почувствовать его внутри себя.
Еще двадцать четыре часа они не выходили из номера, засыпая, только когда не было сил ни говорить,
