надзирающий офицер, настаиваю на немедленном посещении таверны!
– Но расходы за мной, адон…
– Это невозможно! – ответил Севела с театральным высокомерием. – Я – приглашающая сторона. Идемте, мастер.
– Хорошо, – сдался Пинхор. – Я только предупрежу Руфима. А когда мы…
…четвертой кружки кносского мастер Пинхор выглядел оживленно. Его вежливой сдержанности теперь как ни бывало. У гончара блестели глаза, он уписывал жареных цыплят и пирог, говорил громко и за столом сидел расслабленно. Севела после второй кружки рассказал несколько забавных историй, случившихся с ним в поездках. В тех историях фигурировали и воришки, и кабатчики, и непотребные девки. Гончар смущенно кривил губы, но смеялся и даже сам вспомнил что-то курьезное из своей молодости. Так что ужин удался на славу. Двое добрых друзей, один – молодой офицер, а другой – горожанин в возрасте, сошлись в таверне и кутили напропалую.
– Вкусное вино! – восхищенно сказал Пинхор. – Капитан, да я ног не чувствую!
– Теперь я вижу, что вы пьете нечасто. Но голова-то ведь у вас ясная?
– Совсем ясная, адон Малук!
– Вот и славно. Вы, мастер, живете затворником. А всякому здоровому человеку изредка нужна добрая попойка. Короткий миг беспечности, мастер… Голова должна отдыхать от умственной работы. Согласны?
– Согласен, – весело сказал гончар и вновь взялся за кружку.
«Не пришлось бы после тащить его на себе, – озабоченно подумал Севела. – Как, однако, он разошелся!»
– Посмотрите, здесь много романцев, – заметил гончар и кивнул через плечо.
– Я люблю такие места, – Севела взял с блюда цыплячью ножку и разгрыз хрящик. – Где романцы, там вино. Там хорошая кухня. В Нижнем городе таких мест не сыскать.
– Странно это видеть, – сказал гончар и оглядел зал. – Не в праздник, не в семейное торжество… Люди приходят вечером, пьют вкусное вино, радуются…
– Устраивают драки, продают и покупают краденное, выбирают шлюх, – продолжил Севела. – Здесь бывает всякое, мастер. Но сегодня здесь спокойно.
Он подумал: пока он тут распивает с гончаром кносское, Никодим допрашивает людей Шомона. Тех, кто остался в живых после вспашки.
Севела тоже отпил из кружки и неожиданно спросил:
– А вам нравится ваша жизнь, мастер?
Гончар усмехнулся.
– Сейчас мне определенно нравится моя жизнь. Покой, веселье, хороший собеседник…
– Я о другом – о вашем затворничестве. Одно лишь чтение, одно лишь написание комментариев…
– Вы сказали «одно лишь», а назвали уже два занятия, – мягко возразил гончар. – Так добавьте еще дружбу с высокообразованными и высоконравственными людьми, добавьте мое ремесло… А я ведь, адон Малук, владею ремеслом тонким и художественным. Получится не так мало.
– Но вы живете один, без женщины.
– Я живу один – ну так об этом мечтают многие. Пару раз в месяц Руфим приводит ко мне девку, выбирает, надо отдать ему должное, прекрасно… Жениться второй раз я не стану.
– Отчего же? – спросил Севела и осекся. – Простите меня, мастер… Мне не следовало говорить об этом.
– Ну что вы… У нас ведь дружеская попойка, верно? Вы всего лишь задали дружеский вопрос.
Гончар сморгнул и положил руки на стол.
– Я был близок с женой, – ровно сказал он. – Она помогала мне в мастерской. Через месяц после свадьбы она попросила разрешения расписывать посуду, я позволил… У жены оказалась замечательная способность к составлению орнаментов. Собственно, посуда моей мастерской стала пользоваться таким спросом только после того, как за нее взялась Эсфирь. Благодаря жене я узнал, что ремесло может быть изощренным искусством… И никого милее Эсфири для меня не было… Она умерла от оспы, в тот год в Ерошолойме многие умерли… С нами жил ее брат, он тоже умер. Я не заболел, ухаживал за Эсфирью, похоронил ее. Боли уже нет, много времени прошло с тех пор… Боль ушла, но взять другую женщину в свой дом я не могу.
– Не стоило мне заводить этот разговор.
– Это прошло, и я это пережил… Но наша дружеская попойка продолжается?
Севела улыбнулся и подлил в обе кружки из шершавого кувшина.
«Славный человек, – подумал он. – Умный и добрый».
– А позвольте-ка, мастер, еще порасспросить вас о учении галилеян… Вы, мастер, придерживаетесь учения предельно разумного и человеколюбивого. Однако и ваш канон обязывает к соблюдению ритуалов. Галилеяне ведь тоже несвободны от ритуалов, я прав?
– Ритуалы братьев-галилеян немногочисленны и просты, – добродушно сказал гончар. – Их обряды придают бытию радость и удобство.
– Обряды галилеян рациональны? Я верно вас понял?
– Рациональное присутствует во всяком каноне. Шестьсот тринадцать запретов и повелений Книги тоже регулируют телесное бытие. Раздел Книги, именуемый «Зраим», – это сельскохозяйственный регламент… Раздел «Низекин» сродни уголовному праву. «Нашим» есть установления о браке и разводе… Рациональное идет рука об руку с божественным.
– Приведите пример, – потребовал Севела. – Пример рациональной подоплеки божественных писаний.
– Да нет же ничего проще, – покладисто сказал гончар. – Под завесой торжественной ритуалистики почти всегда лежит рациональное… Когда независимый ум проникает под словесную вязь божественных писаний, то делается очевидно, что божественного-то в тех писаниях немного. Даже не знаю, какую частность сделать примером… Вы сказали, что ваш старший брат – врач?
– Сейчас он оставил врачебное дело.
– Вы с ним дружны?
– В юности был дружен, – Севела одним махом ополовинил кружку.
– Некоторые положения медицины вам понятны. Ведь так?
– Я до сих пор помню значение многих медицинских терминов.
– Превосходно. Известно ли вам хоть что-нибудь о природе ежемесячных женских кровотечений?
– Мой брат был акушером, – сказал Севела, не понимая, куда гнет Пинхор. – Мне известно, что ежемесячные кровотечения это часть женского естества. Эти кровотечения есть оборотная сторона материнства.
– Именно так! Хорошо, что вам не претит говорить о таком предмете… «А если у женщины будет кровотечение, и кровь бывает в истечение из плоти ее, то семь дней должна пребывать она в отстранении своем. А когда освободится женщина от истечения своего, она должна отсчитать себе семь дней и потом будет чиста. И семь дней до истечения женщина тоже нечиста.» Это «Ваикра», глава «Мецора»… Семь дней
