дрожит, и осторожно поднял ее на ноги. Она беззвучно плакала, и в этих молчаливых рыданиях исходила вся скрытая печаль многих несчастливых лет.
Дав ей немного успокоиться, падре усадил девушку на стул и сел рядом. Вытер ее лицо своим платком.
– Расскажи мне все, Франческа.
Опустив голову, она теребила пальцами платок.
– Я видел, как к вам в дом заходил Монделло, и сразу понял, что это не к добру. Я-то знаю, что по своей воле ты с ним встречаться не станешь.
Он стал перед ней на колени и взял ее руки в свои.
– Скажи, дитя, что случилось? Почему ты согласилась выйти замуж за Монделло?
Она наконец подняла на него глаза.
– А почему бы нет?
Отец Анжело поднялся, подошел к окну и открыл ставни, впустив в комнату дневной свет. Франческа заслонилась от яркого света ладонью.
– Да как почему! – воскликнул он. – У тебя впереди целая жизнь! Посмотри, какой чудный день! Как ты можешь забыть про свое рисование, про мечты поехать в Англию? А язык, которому выучила тебя миссис Макбрайд – разве она даром старалась!
Девушка не слушала его.
– Франческа!
Она посмотрела на него отсутствующим взглядом, словно душа ее унеслась в какой-то другой мир.
– Вы знали, что это должно случиться, всегда знали и старались меня уберечь.
Падре смутился.
– О чем ты? – спросил он.
– Я думала, это все из-за пьянства…
– О чем ты, что ты имеешь в виду?
– Его ненависть ко мне. – Она выговорила эти слова спокойно, будто речь шла о ком-то постороннем. – Он ненавидел меня всю мою жизнь.
– Ох, Франческа! – Он сделал шаг ей навстречу, но девушка знаком остановила его.
– Это не ненависть, – прошептал он, – это тоска.
– Нет, – все так же спокойно сказала она. – Это ненависть. Я видела ее, я ее чувствовала. – Она потерла синяк на запястье. – Я не держала на него зла за то, что он меня бил. Все эти шишки и синяки не имели значения, потому что я верила в его любовь. Я бы все снесла, если бы он меня любил.
Отец Анжело отвел глаза. Слушать эти слова было выше его сил.
– Не говори так, девочка.
– Я не боюсь правды, падре, и Монделло тоже не боюсь. Теперь мне все равно. Здесь у меня ничего не осталось. Отец сжег фотографии, сжег мои воспоминания. Что такого может сделать мне Монделло, чего бы я уже не испытала?
– Бедное мое дорогое дитя…
Он чувствовал себя беспомощным перед этим ребенком, который перенес столько ударов, что, не имея уже сил подняться, покорно ожидал новых бед.
– Франческа, обещай мне одну вещь. – Подойдя к девушке, он положил руку ей на плечо и заглянул в лицо. Она опустила глаза. – Прошу тебя, если тебе что-нибудь понадобится, дай мне знать. – Ласково взяв ее за подбородок, он заставил девушку взглянуть ему в глаза. В отсутствующем взгляде Франчески он смог уловить только свое отражение. – Обещай мне.
Она закрыла глаза и долго молчала. Потом выпрямилась и, едва дыша, тихо проговорила:
– Обещаю.
Джованни подъехал к дому почти в самый полдень. Дешевый воскресный костюм от двухдневной носки провонял потом и сильно помялся. Джованни наведался к священнику и в банк. Поставив «мерседес» во дворе, он вылез из машины и громко позвал экономку. Лицо его горело от возбуждения.
– Синьора!
Он стащил пиджак и провел ладонями под мышками, мокрыми от пота.
– Синьора! Эй, синьора! – Не переставая кричать, он вошел в дом.
Энцо наблюдал за ним из-за двери сарая. Он все утро бездельничал, поджидая брата. Джованни что-то задумал; интересно, что? Выйдя из сарая, он услышал веселый смех, и в душу его закралось завистливое подозрение. Энцо пошел в дом.
– А, Энцо!
Джованни только что кончил говорить с кем-то по телефону и сделал последний глоток из
