и теннисные пути-дороги пиита и Гея разошлись, они стали играть на разных кортах. Такие дела.
Между прочим, это нечаянное отступление про пиита возникло не зря. Дело в том, что еще в самом начале этих коктебельских событий, которые происходили вскоре после того затянувшегося в Лунинске до утра танца, Гей хотел было сказать знаменитому мэтру, что уж так им тогда с Алиной было хорошо танцевать под пластинку 'В нашей местности радуга', и слова песни, в общем банальные, умиляли их в тот вечер и долго после этого, и, как ни странно, именно с той песней, точнее, с грустной, еще точнее, сентиментальной мелодией было связано их сближение, Гея и Алины, сближение как бы уже окончательное.
Но не сказал, увы.
Вот чудо искусства, дорогой мэтр!
Пятнадцать - ноль в вашу пользу.
Нет, лучше пусть будет матч-болл.
Даже тройной матч-болл.
На вашей подаче.
В память о том вечере Гей согласен был проиграть один гейм всенародно известному пииту.
Но ведь она могла уйти от него, даже не помахав ручкой!
Хотя они были уже не просто знакомые.
Что-то такое будоражащее, трогательное, нежное успело возникнуть между ними.
Может, как раз накануне его поездки в экспедицию.
А может, еще в момент знакомства в дэка.
Перед отъездом в горный район, где была так называемая Гонная Дорога, по которой гоняли политических каторжан, еще при царе, конечно, - о чем Гей хотел написать в областную газету 'Знамя коммунизма', - он пришел к четырем сестрицам, где и застал Алину.
Кстати заметить, ему в тот день вдруг тревожно стало.
То есть тревожно ему было частенько.
Почти всегда.
Но тут возникла в нем тревога особая какая-то...
А девчонки вдруг стали гадать на картах, дурачились, одним словом; Гей не помнил теперь, что это была за игра, но Алине все время выпадало, что Гей, сидевший напротив, не любит ее, и она, не скрываясь, огорчалась - кажется, чем дальше, тем все более искренне, уже никого не стесняясь, и это покорило Гея, и он глядел на Алину так, будто знал ее давным-давно, такая домашняя и родная она была, ему хотелось поцеловать ее, и вроде бы исчезало ощущение этой особой тревоги, он верил в Алину, да, он любит ее, думал Гей, любит давным-давно, и как странно, что она этого не знает, не чувствует, и все же временами накатывало на него состояние этой особой тревоги, ему представлялось, что у него с Алиной есть дети, что их оставили они где-то, почти бросили на произвол судьбы, а как им теперь помочь - не знали...
Так могут дети спасти мир?
Выходило, что при воссоздании того дня, той Алины и того Гея участвовали не только розового цвета атомы и молекулы.
Кстати, Гей жил тогда в Новой Гавани.
В Красной Папке хранились фотографии, которые были связаны не только с Бээном, но и с Новой Гаванью.
Более того, в Красной Папке лежало и описание Новой Гавани, сделанное самим Геем, - на тот случай, когда инопланетяне или совсем новые люди Земли, которым достанется Красная Папка, если только она уцелеет чудом во всемирной ядерной войне, окажутся в большом затруднении при виде малоизвестных вселенской архитектуре сооружений, которые были изображены на фотографиях некоего Гея, середина двадцатого века так называемой новой эры.
Лунинск. 1962
Рабочий поселок с романтическим названием возник в конце сороковых годов на месте палаточного городка вербованных, в черте Лунинска. Выстроили несколько двухэтажных деревянных домов - по три комнаты в каждой секции без каких-либо удобств. На один коридор по три семьи. Но это было редкое везение! Вербованных - тех к зиме расселили в щитовых бараках, занявших остальную гигантскую площадь Новой Гавани. Двери всех комнат в таких бараках выходили в один сквозной - от торца до торца - коридор. Расселяли иногда по две семьи в комнату. Ставили ширму. Все пространство между домами и бараками застроили дощатыми сараями и уборными с огромными помойными ямами. В ямах часто тонули свиньи, свиней в Гавани разводил почти каждый. Отец тоже ежегодно держал кабанчика. После голодных сорок седьмого и сорок восьмого годов, когда мотались по Заиртышью, отец был счастлив - хлеб в магазинах есть, правда, очереди еще были страшные, картошку садили на пустырях за поселком, сало свое, - что еще человеку надо?..
Стоп! На этом риторическом вопросе следует остановиться. Ибо далее идет описание совсем иного рода. Описание жизни отца Гея. Который, конечно же, хорошо знал, что нужно для человеческой жизни.
Гей понимал, что для воссоздания образа отца ему потребуются атомы и молекулы отнюдь не розового цвета.
Что касается этого исторического времени, середина XX века, новая эра, то как раз началась так называемая гонка вооружений.
Какое замечательное, веселое, спортивное слово - ГОНКА!
В Красной Папке хранилась вырезка из книги 'Как устранить угрозу в Европе'.
Предполагалось, разумеется, что одновременно даются рецепты устранения угрозы во всем мире.
Впрочем, таблица была перепечатана из другой книги - 'Откуда исходит угроза миру'.
Обе книги были советские.
Таблица эта начиналась другим замечательным, как бы очень положительным по смыслу, словом - ИНИЦИАТИВЫ.
ИНИЦИАТИВЫ В СОЗДАНИИ НОВЫХ СИСТЕМ ОРУЖИЯ
США СССР
Ядерное оружие Середина 40-х годов Конец 40-х годов
Применено в 1945 г. Межконтинентальные стратегические Середина 50-х годов Конец 50-х годов бомбардировщики Атомные подводные лодки Середина 50-х годов Конец 50-х годов
Ну и так далее.
Бог видит, мы всегда отставали.
И мы только догоняли!
И это стало нашим кредо на политической арене: увы, господа, вы начинали первыми...
Но с чего же все началось?
- Понимаете... - вдруг заговорила Алина сбивчиво, когда они тихо шли по ковру коридора в се номер. - Мы были тогда с моим первым мужем в одной компании, кажется, по случаю какого-то американского национального праздника, не помню какого, но помню, что дело было ранней весной, мы были у наших общих приятелей, в Нью-Йорке, то есть у приятелей, с которыми я познакомилась через мужа, и там, в этой семье, мы и танцевали с ним всю ночь, это был негритянский блюз 'В нашем штате солнце', дивная музыка, нет, не Армстронг, не помню кто. А потом обнявшись мы пошли погулять по утренней Пятой авеню, и возле дансинга увидели компанию негров, точнее, там были не только негры, они курили, может, и наркотики, и от компании отделился какой-то тип, я даже не хочу называть его по имени, да, может, и не помню уже. Тип - и все. С этим Типом я была знакома шапочно, через подругу, которая познакомила нас при случайной встрече. Своеобразный, надо сказать, был Тип. Между прочим, с высшим, как говорят в СССР, образованием. Он работал в какой-то рекламной фирме. Кажется, фотографировал девушек... И он сам предложил сделать мне фотопортрет... И я была у него в ателье не то два раза, не то три... И вот, значит, направляется этот препротивный Тип к нам - и что бы вы думали? - и берет, вернее, хватает меня за локоть!
- Как девушку, отбившуюся на время от рук. - Гей решил поддержать разговор.
- Как свою чувиху! Так тогда говорили... Господи, это было ужасно, до сих пор не могу забыть!
- Но и ваш муж, разумеется первый, тоже до сих пор, наверно, не может забыть этого, - сказал Гей просто так, точнее, для того, чтобы она не думала, что се исповедь неинтересна ему.
- Да, представьте себе! Он так и говорил мне все эти годы, что началось именно с этого.
- Выходит, вы определенно знаете, с чего все началось, - заметил Гей без ехидства, а как бы даже с завистью. - Это утешение какое-никакое.
- Но мне показалось, что и вы тоже знаете.
- Вероятно, да...
- И мне показалось, что вы знаете также, чем же все заканчивается.
- О, здесь возможны варианты!
