А теперь, сказала она себе твердо, перед сном не мешает; прогуляться самую малость.
Просто постоять возле Дуная. Чуть-чуть проветриться. Прийти в себя.
Неужели это зряшное желание показалось бы Гею безнравственным?
Она снова пошла в ванную.
К зеркалу.
Косметика была отличная - импортная.
Последний подарок Гея.
Успел купить ей вчера, едва лишь устроились в 'Девине'.
'Последняя - у попа жена', - неопределенно усмехнувшись, вспомнила Алина поговорку, которую слышала когда-то на родине Гея, в Сибири, на Гонной Дороге.
Она с удивлением, но и не без удовольствия отметила под конец, что тени и грим сумела нанести сегодня на редкость удачно.
Теперь дело за прической.
И пока Алина стояла у окна спиной к нему, Гей вдруг вспомнил - совсем некстати, казалось бы, - что стройка птичника в Смородинке, как выяснилось, была неплановая.
Именно так это называется.
Гей никогда не был ни строителем, ни экономистом, следовательно, он сам по себе не знал и не мог знать, что же такое неплановая стройка.
Полагаясь на здравый смысл, он вначале рассудил, что это, наверно, такая стройка, которая не включена в планы.
Государственные.
Народнохозяйственные.
Известно какие.
Да, что касается планов вообще, Гей знал, как знает это каждый советский школьник, что хозяйство у нас - плановое.
Все, абсолютно все запланировано, учтено, взвешено, расставлено.
С глубокой научной точностью.
Но вдруг возникает необходимость, тоже обоснованная с глубокой научностью, как рассуждал Гей, внести какой-то существенный штрих во всеобщие наши планы, хотя и утвержденные, ставшие незыблемым законом.
Штрих этот - вроде корректировки заранее вычисленной на точнейших компьютерах траектории космического корабля.
Штрих, который уточняет наше всеобщее движение.
Штрих, который украшает перспективу.
Как последний мазок гениального художника.
Как последняя правка рукописи, скорее всего, чисто стилистическая, над которой работал теперь сам Гей.
Точнее, весьма незначительная правка на стадии сверки, когда уже исправлять, собственно говоря, ничего нельзя.
Словом, штрих - это не просто штрих, а венец творения.
Так думал Гей, пока Георгий не сказал ему:
- Штрих этот не венец творения, а проявление волюнтаризма.
- То есть как?.. - задохнулся Гей то ли на вдохе, то ли на выдохе.
Никак не ожидал он такого выпада от Георгия.
И переспросил на всякий случай, как человек, который ослышался, у человека, который вообще не понял вопроса.
- Неплановая стройка, - произнес Гей с нажимом, - волюнтаризм?
- Да, именно так это называется, - с циничным спокойствием подтвердил Георгий.
Гей просто в шоке тогда оказался.
А Георгию хоть бы хны!
У меня иммунитет абсолютно на все, говорил он Гею в таких случаях, в шоке я не бываю.
Но о неплановых стройках они в тот раз больше не говорили.
Тут и дураку все ясно, как бы сказал Георгий взглядом.
Дураку-то, может, и ясно, однако Гей все же решил узнать мнение самого Бээна.
Уж узнавать так узнавать.
И Бээн сказал:
- Неплановая стройка - это диалектика жизни. Без нее нам каюк.
Непривычно многословный для Бээна ответ.
Ах это иго татаро-монгольское!
Каюк было слово нерусское.
Но удивительно точное, понятное.
И Гей сообразил, что без неплановой стройки нам - конец.
Но все же не мог он забыть про слова Георгия.
НЕПЛАНОВАЯ СТРОЙКА - ЭТО ВОЛЮНТАРИЗМ.
Выходит, с одной стороны - диалектика жизни, а с другой стороны волюнтаризм.
И Гей решил узнать, а нет ли стороны третьей, если и не примиряющей эти крайние стороны, то хотя бы их объясняющей.
И как раз тут случай свел его с Мээном.
Матвей Николаевич, или попросту Мээн, как звали его заглазно и, конечно, любя, - впрочем, как и Бээна, - несмотря на солидную должность, был прежде всего специалистом, а именно горняком, хотя занимался и металлургией, в отличие от Бээна, который всегда, сколько помнил себя и сколько помнили его другие, был прежде всего организатором, то есть как бы совмещал в себе и строителя, и экономиста, и мало ли кого еще, хотя никем, в сущности, не был, а был только организатором.
Кстати, в епархии Бээна, то есть в системе ЛПК, Мээн был далеко не последней спицей в колеснице.
И вот Мээн сказал Гею:
- Неплановая стройка - это бардак.
Гей не тому удивился, что неплановая стройка - это бардак, а тому, что Мээн использовал тут один из двух вариантов ответа самого Бээна, которые слышал Гей, какие бы вопросы при этом ни задавал он Бээну.
И Гей теперь не задохнулся ни на вдохе, ни на выдохе и не пролепетал: 'То есть как?..'
У него, должно быть, уже начал вырабатываться иммунитет.
Более того, не без цинизма, присущего Георгию, он сказал Мээну:
- Но ведь вы же сами в этих неплановых стройках участвуете, да еще как! Не просто отсиживаетесь на выездных расширенных уик-эндах, то есть планерках, но и санкционируете, именно так это называется, поставки материалов и оборудования, без чего неплановая стройка была бы немыслима. В прошлый раз, например, вы дали на смородинскую птицефабрику сто тонн цемента, да какого цемента - высшей марки! - припер он тут Мээна к стенке.
Монолог столичного трагика.
- Да, было дело... - вздохнул Мээн. - И давал, и дам еще. И цемент, и арматуру, и технику, и людей... Все отдам! - Помолчал и добавил: - Даже если после этого мне придется закрыть рудник. Потому что на десятом горизонте без цемента нечего делать. А там и плавильные заводы придется остановить. Потому что без руды металлургам нечего в цехах делать.
И тут Гей ужаснулся.
Он вспомнил, как Гошка в день рождения гильзу ему подарил, громадную гильзу, величиной с Юрика, и Гей тогда вдруг подумал: а что, если эта гильза снарядная сделана из цветного металла, который дает стране как раз Комбинат Бээна?
Патриотическая была мысль.
Ведь Комбинат находился в Лунинске.
