Ага, отметил Гей, у них не было своего писателя, газетчики - были, хоть отбавляй, а вот писателя не было.
- Он у меня ученый! - сказала Ева как бы даже с гордостью, но и не без презрительности. - Бакалавр...
- Я знаю одного бакалавра, - перебила ее дева не без презрительности, но и как бы даже с гордостью. - Он циклевал полы в моей квартире.
- Вот что делают, проклятые капиталисты... - Мээн глянул через плечо на Гея. - Такого ученого заставили полы циклевать!.. - Он помолчал и сказал презрительно, даже без тени всякой гордости: - Организмы...
- Кто-кто?! - встрепенулась Алина.
- Организмы.
- Это любимое слово Бээна, - добавил Гей.
- Любимое... - Алина не то подтвердила, не то хотела что-то вспомнить.
- Бээн так называет всю эту шатию-братию, - Мээн кивнул на экран, - когда клеймит ее в своих высказываниях.
- Этих людей еще называют посадочными, - сказал кто-то. - Они уже отсидели срок или готовятся отсидеть.
- Но их у нас мало, крайне мало! - воскликнул Мээн. - Так что у нас это явление, прямо скажем, не типичное.
- Их у вас еще называют нужниками...
Дамы сконфузились, полагая, наверно, что это диалектное русское слово является синонимом литературного слова ассенизатор. Дамы полагали, вероятно, что вся эта элита в тюрьмах туалеты обихаживает.
- Совсем не в том смысле понимать надо! - пояснила Алина. - Это когда от кого-то что нужно.
- И всем им что-то нужно?! - удивился кто-то.
- Да, всем. Хотя у всех все есть.
- Не понимаю...
- Диалектика жизни.
- Бардак.
Мээн смущен был этим диалогом и усилил звук телевизора.
Между тем Адам собрался с духом и ответил даме с сигаретой, ответил без гордости и презрительности, но и не без печали:
- Я самый обыкновенный гомо прекатастрофилис...
Даму, однако, слово это заинтересовало чрезвычайно!
- Очень, очень приятно познакомиться... - С дамы тотчас вся спесь сошла. Господа, господа! Я имею честь представить вам... - Она обращалась теперь к завсегдатаям виллы Эндэа. - Я хочу... как, как вы себя назвали? - спросила она Адама.
Но Адам угрюмо теперь помалкивал, напряженно оглядывая гостей Эндэа, которые окружали его со всех сторон. И когда кольцо совсем сомкнулось, он тихо, но внятно сказал:
- Вы маски, фантомы...
Там, на вилле, возникла немая сцена, почти по Гоголю, а Гей в это время сказал, поморщившись досадливо:
- Ой, ну как же Адам не прав!
- Вполне очевидная ошибка методологии, тэ сэзэть...
Гей вздрогнул, испуганно огляделся, но это сказал не Феникс, а Мээн.
- Какие же это, к черту, маски?! - возмутился Гей, кивая на экран. Откровенные жулики, вот они кто! Их же за версту видно!
- Значит, маска жулика, раз уж видно издалека.
- Не маска - сущность!
- Жуликами не рождаются...
- Социобиология...
- Да, Сэмюэл Батлер...
- А вы полагаете, что духовность как альтернативный момент в каждом индивидууме должна проявляться?
- Ежели она есть...
- Да она в каждом человеке есть! - взвился Гей. - Только задавлена бывает.
- Интересно кем?
- А вот это вопрос уже социальный, а может, и политический, - сказал кто-то.
- Надо бы избрать президиум и установить регламент, - сказал Мээн.
- Шутка ваша неуместна!
- А я и не шучу... - Он оглядел толпу возле телевизора. - Вон как все оживились! Этот Адам затронул больной вопрос... Так что можно бы провести...
- Совещание? - перебила его Алина. - Чтобы проработать этот больной вопрос...
Мээн смутился. А те, на экране, гости Эндэа, как бы испугавшись слова проработать, зашевелились наконец, угрожающе ожили.
- Господа, господа! - заверещал сам Эндэа. - Это что же получается?! Он публично оскорбил каждого из нас и вместе взятых! - Эндэа любил выражаться витиевато, в чем, наверно, Ева и увидела мощный источник духовности.
- Они сейчас отлупят Адама... - озабоченно произнес Мээн.
Но Адама голыми руками было не взять! Он сказал ровным, бесстрастным голосом:
- Все вы маски. Наглядный результат проблемы идентичности. Поясняю для несведущих. Идентичность - это равенство человека самому себе. Цитирую австрийского писателя Роберта Музиля: 'Человек - существо, равно способное на критику чистого разума и людоедство'.
Гей уловил в толпе масок смятение.
Но и Мээна голыми руками было не взять! Он с восторгом воскликнул:
- Да у меня же этот самый Роберт Музиль на полке стоит!
- Это писатель макулатурный? - спросила Адама какая-то маска, в которой Гей готов был признать секретаршу клуба социологов.
- Это писатель, которого я получил по списку, - строго сказал Мээн. Он посмотрел на Алину и добавил смущенно: - По списку для Бээна... Этого Музиля он брать не хотел. Ставить, говорит, некуда. Все полки забиты... - Мээн перевел взгляд на экран, где секретарша клуба социологов ждала ответ Адама. И вообще я макулатурой не занимаюсь!
Сбить с толку Адама не удалось, и он теперь говорил, говорил...
- Проблема идентичности... феномен отчуждения... - Гей сквозь ропот масок не все улавливал, но смысл речи Адама ему был ясен, все же коллеги по социологии, как-никак. - Слово и дело распались... пропасти между ними заполнили мнимости, кажимости... фантасмагорические навязчивые видения, сомнамбулические кошмары, составившие содержание сознания, ущемленного мерзостями капиталистического мироустройства...
Гей напряженно вспоминал, кого Адам цитировал, а Мээн победно палец поднял:
- Во, слыхали? Капиталистического мироустройства!.. Так что, дамы энд господа, проблема идентичности есть порождение буржуазного общества.
- Только ли? - спросила язвительно некая маска, в которой Гей почти узнал старую социологиню Шепелеву, самую воинственную обитательницу семейного пансионата в Дедове, похожую на облезлую собачонку.
Адам, закрыв глаза, молчал, как бы пытаясь представить себе все мерзости капиталистического мироустройства, и Мээн, беря в свои руки инициативу, сказал председательским голосом.
- Реплики с места, тем более в анонимной форме, попрошу товарищей энд господ не подавать... - сказал он усыпляюще ровным голосом принципиального человека. - Даже на собрании у нас, на Комбинате, этого себе не позволяют наши труженики цехов и лабораторий...
