- Ты не понимаешь или только делаешь вид, что не понимаешь, что начинать еду нужно с чего-то другого... с творога, например, а не с конфет!
- Хочу конфетку! - встрепенулся Юрик и даже бросил телефонную трубку.
- Творог бывает у нас по вторникам, в заказах, - сказал Гошка так, словно только это обстоятельство No мешало ему правильно питаться.
- А ты с картошки начни! Картошка что - тоже по вторникам, в заказах?!
- Нет, почему же... Картошка бывает и в другие дни. Но она же сырая, пап.
- Хочу конфетку! - заладил свое Юрик, внимательно следя за правой рукой старшего брата, в которой было что-то зажато, и это 'что-то' похрустывало потом у него на зубах.
- Между прочим, - философски заметил Гошка, - йоги считают, что еду надо начинать с фруктов.
- Хэ, с фруктов!.. - фыркнул я. - Ты послушай, Алина, что он говорит!
- Слышу, слышу... - Ей было не до разговоров, она чувствовала свою вину в том, что Гошка опять не успевает поесть, хотя колбаса уже почти готова. Сейчас поджарится, подожди минутку!
- Ма-ам, хочу конфе-етку!..
- Между прочим, Гурам Самушия круглый год ест фрукты с Центрального рынка.
Я озадаченно помолчал.
- Это какой еще Гурам Самушия?
- Мой одноклассник. Кстати, его имя в переводе на русский означает 'сердце', а фамилия - 'трое рабочих'....
- Нелепость какая-то, - косвенно поддержала меня Алина как главу семьи в моих воспитательных наскоках на старшего сына. - Ну, Сердце как имя - это еще куда ни шло. Хотя представь себе, что тебя называют Почкой или Печенью... А что касается фамилии...
- Но это же не я придумал! У меня и ума не хватило бы так придумать.
- Это верно, - с иронией подтвердил я. - На доброе дело у тебя ума не хватает...
- Ешь быстрее, Гоша, пока тепленькая! - мать положила колбасу на тарелочку.
- Ты же знаешь, мам, что я не люблю колбасу с салом! - В голосе Гошки уже легкое раздражение, с матерью он разговаривал нахальнее.
- Тебе только докторскую подавай! - осадил его я. - Иди сам и купи ее!
- Почему только докторскую... - любезно огрызнулся сын. - Можно и молочную. Вчера была в универсаме.
- Была - так купил бы!
- Я так и хотел сделать. Но мама сказала, что у нас дома есть эта... - И он кивнул на целлофановую кожуру, снятую с колбасы, жирную, неприятную на ощупь. - Говорит, уже и без того перерасход... - Гошка походя уколол мать, потому что знал: Алина каждый раз оправдывалась передо мною, когда приходилось снимать с книжки деньги, предназначенные на другой месяц.
- Пока еще не перерасход, - улыбнувшись мне, поспешно заметила Алина, отметая провокационный выпад сына. - Но если идти у тебя на поводу, - она с улыбкой, но более сдержанной, посмотрела на Гошку, - то очень скоро может быть и полный расход...
Я сидел на тахте, рядом с Юриком, не глядя, легонько тормошил его, чтобы он не канючил, и внимательно смотрел на Алину, пытаясь увидеть сегодня в ее лице нечто такое, что утешило бы меня, сняло неожиданное напряжение, возникшее во мне рано утром, когда я наткнулся на разорванные письма.
'Она вроде как виновато улыбается... - казалось мне. - Будто чувствует, что я уже знаю про эти письма... Она всегда угадывает... И не хочет никаких объяснений, всегда боится ссоры... Но зачем же она так сделала?! Ведь она сама берегла эти письма... Что же произошло, в конце концов?'
Между тем Гошка выудил из холодильника пакет молока, надорвал его пальцами - как нарочно, самый грязный угол пакета! - и, прильнув к нему губами, запрокинул голову. Он стоял ко мне полубоком, не отнимая от губ отпотевший пакет, и косил на меня настороженным взглядом. Ведь прекрасно знал, что меня выводило из себя, когда кто-то пил прямо из пакета, а сам именно сегодня, будто назло, пил из пакета как ни в чем не бывало. Пил и потихоньку, привычным движением, сжимал пакет пальцами, чтобы потом, в конце, тиснуть его в комок и выбросить в мусорное ведро, а ладонь, влажную от пакета и грязную конечно, мимоходом шоркнуть о джинсы.
- Дать бы тебе сейчас по одному месту... - не столько строго, сколько укоризненно сказал я в знакомой тональности. - Живо бы понял, как надо пить молоко!
- Я знаю как - из кружки, - ровным голосом произнес Гошка. - Но так вкуснее...
- Еще бы! Пополам с грязью.
Тыльной стороной ладони Гошка вытер молоко на губах и, кротко глянув на меня, как бы виноватясь не только в том, в чем был явно виноват, но заодно и в том, в чем вины своей ни малейшей не видел, деликатно прошмыгнул в полуоткрытую дверь, чтобы, не дай бог, не задеть меня сейчас даже слегка, а то придется выслушивать нотацию по поводу неуважительного поведения.
'И чего я на него напустился?' - подумал я какое-то время спустя, но только не в эту минуту, а позже, скорее всего уже вечером, когда перед сном заглянул к сыну на кухню, проверить газовый кран и, если сын уже спит, поправить сползшее одеяло и слегка, чтобы не разбудить, погладить его по щеке.
Но эта покаянная мысль мне явится не сейчас, а поэтому пока я вовсю придираюсь к сыну, высовываясь из кухни в прихожую:
- Ты что же это - в джинсах и пойдешь в школу?
- А в чем же еще, пап?
- Как это в чем? А в форменных брюках?
Даже Алина глянула на меня так, словно я сморозил явную глупость.
- В ШРМ их никто не носит, пап...
- Да-а... - протяжно произнес я. - Ничего себе! Называется школа рабочей молодежи... В фирменных джинсах на уроки ходят, а? - как бы восхитился я, глядя на жену. - Ты слышишь, Алина?
- Слышу, слышу... - Она хотела смягчить этот разговор, но исподволь, не раздражая меня, а поэтому делала вид, что целиком поглощена тем, чтобы накормить кашей Юрика.
- Мы же не рабочая молодежь, пап. Это только школа так называется.
- Да я уж давно это понял, что пижоны вы, а не школьники.
Я сознавал, что перегибаю палку. Сын учился хорошо. Может быть, не так хорошо, как следовало, но, во-первых, здоровье у него было неважное, держалось высокое давление, почему и перевели его в школу со сменным режимом, а во-вторых, на домашние занятия у Гошки, по сути дела, не хватало времени. Он и матери помогал по дому, ходил по магазинам за продуктами, и к репетиторам ездил чуть не каждый день. Уж эти репетиторы...
- Сколько там уже, пап? - Сын собрал свою сумку и смотрел на часы.
- Без двадцати четырех.
- Опять бегом... - Гошка вроде как упрекнул кого-то, но только не себя.
Под моим взглядом он замялся, решая, стоит ли надевать новую куртку. Может, надернуть на себя старое пальтишко, доставшееся от отца и давно вышедшее из моды? Пожалуй, так оно будет лучше, говорил взгляд Гошки. Отец был сегодня не в духе. Его это порадует, что сын за модой не гонится, что главное для него сейчас - учеба, что в новой школе он получает прежде всего знания и относительно свободный режим.
Ход был рассчитан точно. Я не только смягчился, но и озаботился:
- Господи, да оставь ты это пальто! Сначала рукава удлинить надо и почистить, а потом уж носить.
- А что же я тогда надену?
- А куртку? - Я подошел к вешалке.
Только это и нужно было Гошке.
- Ну ладно...
С покорным видом он снял нейлоновую куртку, которую я привез ему в подарок. В джинсах и куртке сын выглядел и вовсе стройным юношей. Он задержался у зеркала, приглаживая рукой свои жесткие, слегка вьющиеся волосы.
'Господи, какое это счастье - взрослый сын!.. - мелькнула у меня мысль. Скоро семнадцать. Лишь бы уберечь его...'
