Тесс перетряхнула содержимое большой дорожной сумки, покопалась среди одежды, белья и туалетных принадлежностей. Бумажник исчез.
– Чудно! Где записная книжка, кредитная карточка? Где все?
Растерянная, Тесс повернулась к подруге:
– Не дашь ли мне взаймы сотню? Верну при первой возможности.
Марго бросила сигарету, затушив ее носком туфли.
– Милочка, если б она у меня была! Только вчера я потратила последние сорок баксов на кастрацию своего кота. Но слушай, сегодня у дока намечается грандиозное действо. Если ты мне поможешь, обещаю с тобой поделиться. Будет прекрасный карнавал. Грандиозный вечер столетия! Праздник перед нашествием урагана!
Тесс со вздохом покачала головой. Времени совсем нет. Может, стоит попросить переслать деньги Билли или что-нибудь в этом роде?
– Надеюсь, Гейб будет на празднике. – Марго лениво потянулась и зевнула.
Гейб. Тесс прекрасно сознавала, что провела отнюдь не лучшие минуты своей жизни в его обществе, и все же… Все же возможность увидеть Гейба еще раз была слишком большим искушением. Господи, какая глупость! И это после всего, что произошло. Но нет – Тесс много бы дала за то, чтобы соблазн стал реальностью.
– Ладно, – наконец согласилась она. – И в чем же будет заключаться моя помощь?
– Погоди. Всему свое время.
Вода была обжигающе горячей. Струя гидромассажа неустанно бегала по спине. Вверх – вниз. Влево – вправо. Гейб сомневался, что найдется хоть одна частичка тела, которая не изнывала бы от боли. Он устало прикрыл глаза. На какой-то миг тревожные мысли покинули его, и Гейб ощутил полный покой: его словно затянуло в прозрачный теплый кокон.
Какого черта соседские старики жалеют деньги на специальные защитные ставни на случай стихийного бедствия? Их надежда на авось заставила Гейба после нескольких часов беспокойного сна за короткое время подготовить к приходу урагана четыре дома. А потом еще пришлось возвращаться в «Трибюн».
Последние новости из Национального центра ураганов не сулили ничего хорошего. Летящий со скоростью в сто пятнадцать миль в час, непредсказуемый «Жасмин» стремительно движется к Багамским островам и готов обрушиться на них менее чем через четырнадцать часов. И если схватка не слишком поистреплет его, Ки-Уэст станет следующим объектом гнева «Жасмин». Гейб размышлял о тысячах туристов и местных жителей, оставшихся в городе. Не подозревая об истинных масштабах надвигающегося бедствия, они называли намеченное на вечер торжество Праздником стихии, какого не видел мир. Глупцы, да и только!
Гейб потянулся к шкафчику за куском мыла и энергично намылил тело. Что же теперь делать? Да, он переживет шторм с тысячами других людей, но не потому, что хочет этого. Он должен. Ни один уважающий себя журналист не убегает с линии огня. И Гейб Моралес тоже останется, запечатлев свирепствующую стихию для потомков. От начала и до конца.
Но что делать с теми, кто приехал специально, чтобы посмотреть на фестиваль Хэллоуина? Удастся ли городу приютить их, когда настанет решающий час?
Гейб поморщился. Ну почему хотя бы на десять минут он не может дать себе передышку? Почему не заставит мир погрузиться в небытие?
«Заставить мир погрузиться в небытие»… Эта мысль снова вернула его к воспоминанию о ней. Боже праведный, ну как устоять перед этим облегающим белым топом и короткими шортами? Мусоля скользкий влажный овал душистого мыла, Гейб невольно вспоминал бархатистую кожу полной высокой груди Тесс.
А тот поцелуй, который она подарила ему перед самым уходом! Кажется, в ее глазах стояли тогда слезы. И ни намека на озлобленность, ни капли цинизма. А последние слова – что они значили? Весь день Гейб ломал себе над ними голову. «Никогда не забуду вас. Не забывала и не забуду», – словно молоточки, било в его висках. Гейб почувствовал, как где-то внизу живота разливается мучительная, тянущая боль.
Те слова должны означать, что Тесс знала его раньше, чем последние двадцать четыре часа. Или он ослышался?
– Забудь ее! – крикнул Гейб вслух, ненавидя себя за слабость. – Эта женщина – воплощение зла. Мошенница с лицом, телом, улыбкой и ароматом ангела. Она наконец ушла, и благодари Бога за избавление.
Гейб выключил душ, вытерся полотенцем и направился в кухню. Взяв из деревянной миски сочный персик, с удовольствием вонзил зубы в свежую мякоть. Рот наполнил ароматный сладкий сок. Такими же сладкими были ее губы.
Проклятие! Опять! Гейб с остервенением швырнул недоеденный плод в раковину и потянулся за непрочитанной «Трибюн», валявшейся на столике.
Из сложенных вчетверо листов вдруг что-то выпало, с грохотом ударившись о пол. Гейб еле успел убрать ногу в домашнем шлепанце.
Наклонившись, он увидел деревянную рамку. Осторожно, стараясь не пораниться о разбитое стекло, поднял с пола рисунок.
– Пресвятая Богородица! – вскрикнул он. Рисунок. Тот самый. Но как он перекочевал сюда из тетушкиной кухни?
Тесс…
Да, она ведь прижимала что-то к груди, так бережно, так заботливо, словно боялась потерять. А когда он заметил, вдруг ужасно смутилась.
Гейб быстро собрал с пола мелкие осколки стекла и выбросил в мусорное ведро. Зачем она принесла сюда этот рисунок? Как Тесс догадалась о его значении? Детские впечатления до сих пор будоражили память Гейба, но какое ей до них дело? Если только не…
