– Почему?
– Если его не родила твоя жена…
– Я женюсь на тебе, – быстро произнес Акира и посмотрел ей в глаза.
Но Кэйко только покачала головой.
Они прибыли в маленькую провинцию, которой правил Ямаги-сан, и ждали на берегу моря возвращения Кэйтаро.
Не так давно он сказал Акире:
– Не думаю, что стоит продолжать борьбу за Сэтцу: силы слишком неравны, мы только напрасно погубим воинов. Теперь я должен решить, что делать дальше. Беда в том, что после этой великой цели все другие стремления кажутся мне слишком мелкими.
– Кто сказал, что мы должны мечтать о великом? – сказал Акира. – Мы не боги, а люди, живем в бренном мире и питаемся иллюзиями земной жизни.
– Когда-то я сказал, что убью вас, Кандзаки-сан, – серьезно произнес Кэйтаро. – Хотя да самом деле никогда по-настоящему не испытывал такого желания. Думаю, что и мой отец – тоже. У меня нет никакого права вас судить… Поверьте, вы мне не враг…
Когда господин Нагасава вышел навстречу юноше, тот увидел перед собой старика, пусть еще достаточно крепкого, сохранившего царственную простоту мудрого правителя и достоинство воина, но – старика, со взглядом прозрачным, как свет. И в этой прозрачности было понимание и смирение, но не сомнения духа, что дарят людям земные страсти, и не способность к борьбе.
И Кэйтаро просто сказал:
– Я вернулся, отец!
Господин Нагасава протянул руки и неожиданно обнял его. Он уже не нуждался в вере, и он не мог жить надеждой. Ему достаточно было просто любви.
Вышел Ямаги-сан, и Кэйтаро почтительно поклонился ему.
– Князь Сабуро мертв, – сказал Кэйтаро отцу. – Его убила моя мать. Она приехала со мной. И Кандзаки- сан тоже.
Нагасава моргнул. Акира и Кэйко давно стали для него далекими и чужими, от них остались лишь имена, да и те не имели значения. И он спокойно ответил:
– Не могу сказать, что наши времена прошли, и все-таки нам придется жить по-новому. Полагаю, Ямаги-сан нужны опытные воины?
Тот едва заметно кивнул.
…Посреди комнаты горел огонь, а присутствующие сидели по углам, каждый за своей чертой, точно камешки на доске для игры в го. Кэйко, внезапно оказавшаяся в центре взглядов, щурилась на огонь, спокойно, царственно, лениво и безмятежно, как кошка. Хотя ее щеки пылали румянцем, на лице еще виднелись следы болезни, а шея была тонкой, как стебелек. Иногда женщина улыбалась своему сыну теплой, обезоруживающей и немного беспомощной улыбкой.
Акира рассказывал, нет, не историю своей жизни, а какую-то особую, древнюю, нестареющую повесть – повесть о радостях и печалях человеческих сердец. И Кэйко видела, что Нагасава сморит на него, как, должно быть, когда-то смотрел на ребенка, которого ему принесли из опустевшего заколоченного дома. Акира этого не замечал. Он говорил, и его слова падали в пустоту и исчезали. Так исчезает в глубине вечности жизнь, управляемая теми потоками и ветрами, что загадочны, непредсказуемы и непонятны, словно узор из опавших лепестков сакуры, полет снежинок или движенья человеческой души.
ЭПИЛОГ
Цветы цветут молча,
Молча цветы опадают.
И на свои ветки,
Где в одночасье их цветенья
Слилось все сущее в мире,
Не возвращаются вновь.
На едином стебле цветами,
В коих Истина воплощена,
Все сущее в мире цветет
И звучит в их молчанье.
Так радость жизни неизменно
Живет в цветах, что нетленны.
Черная волна чумы продолжала идти по стране и достигла Сэтцу. Много людей заболело и умерло. Их печальную участь разделила Мидори.
Зато болезнь не коснулась обитателей маленькой окраинной провинции, которой правил Ямаги-сан.
Господин Нагасава не умер от болезни и не погиб в бою. Просто однажды он упал как подкошенный, и через мгновение его не стало.
Кэйтаро дослужился до высокого чина, на его счету было немало воинских подвигов. Все дочери Аки-ры вышли замуж за молодых людей из уважаемых, богатых и знатных самурайских семей, и у них родилось
