правителем Немедии. Итак, мы ждали выхода Тараска.
Гвардейцы бросили мечи «подвысь», три раза ударил барабан, горны вострубили нечто неопределенно-торжественное, и вот из бокового прохода показался Тараск Эльсдорф в сопровождении двух капитанов войска и худощавого человека в черном балахоне — это был один из волшебников, которых я видел сегодня ночью в коридоре. Аррас.
Тараск кивнул всем и никому одновременно, легко взбежал по ступеням трона, устроился на сиденье, положил руку на скипетр, помолчал и, наконец, глухо проговорил:
— Чем я обязан столь внезапной просьбе о встрече со стороны досточтимейших гостей моего государства?
Как я завидую Просперо! Этот холеный темноволосый красавчик, не будь Конана, наверняка стал бы выдающимся королем Аквилонии!
Сдержан, подтянут, свеж, невозмутим, одежда безупречна, оружие начищено. Знает себе цену и цена эта неизмеримо высока.
Просперо встал с кресла (хотя прочие при выходе Тараска остались сидеть, что было проявление крайней невежливости по отношению к королю), я подбежал сзади и развернул перед герцогом огромный пергамент, увешанный печатями, словно Зимнее дерево праздника Йуле — разноцветными деревянными игрушками.
— Почтеннейше прошу,— отлично поставленный голос герцога разнесся под сводами Малой тронной, — выслушать решение совета королей Заката, принятое нынешней ночью.
— К кому ты обращаешься, герцог? — вроде бы спокойно, но не без дрожи перебил Просперо Тараск. — Кого именно ты просишь выслушать данное обращение? Короля Немедии или, например, во-он того гвардейца?
— Я прошу выслушать это обращение человека, называющего себя Тараском Эльсдорфом, — Просперо даже выражения лица не изменил, хотя в голосе возможного узурпатора явственно прозвучала угроза. — Итак:
— Герцог, ты в своем уме? — Тараск аж поднялся с трона, но Просперо и бровью не повел, продолжая размеренно читать:
—
Просперо сделал коротенькую паузу, чтобы перевести дух, а я взглянул на Тараска, увидев, что кожа на его лице приобрела неопределенный беловато-синий оттенок. Ничего себе, война со всем Закатом! Да еще и с Тураном! Это самоубийство!
Просперо снова набрал в грудь воздуха и выдал последние строки:
—
Гробовое молчание. То, что сейчас происходило в малой тронной зале дворца короны, можно со всей ясностью и точностью поименовать «немой сценой». Один лишь Просперо сохранял демонстративное самообладание. Он деловито отстранил меня вправо, и, пока я скручивал пергамент, грозивший войной всему Материку, провозгласил:
— Прошу выйти сюда назначенных Советом королей посланников!
Первым на середину выбрался Конан и с самым независимым видом встал, поблескивая аметистами на рукояти своего великолепного клинка. Мелкими шажками к нему подошел Тотлант. Затем, повинуясь безвольному жесту Тараска, к ним присоединился волшебник Аррас, постоянно косившийся на Конана с опаской.
Аластор, нарочито громко стуча подошвами по каменными плитам пола, оказался четвертым и последним.
— Я… Я могу верить лишь своему придворному магу,— набравшись сил, заявил Тараск.— Остальных я не знаю.
— Зато «остальных» знают все короли Заката,— отрезал Просперо.— Положение тяжелое, месьор Тараск, и в твоих интересах разрешить его как можно скорее. Если дело обернется — а я в этом не сомневаюсь! — в твою пользу, все государи и государыни принесут тебе самые почтительные извинения. И еще. Ради нашей безопасности (Просперо обвел широким жестом всех собравшихся в зале королей) я с гонцом, отосланным вскоре после полуночи, приказал шести кавалерийским тысячам Аквилонии подойти к границам Немедии и занять перевалы на Немедийских горах.
— А я,— внезапно встала Чабела,— отправила голубиной почтой сообщение, чтобы боевой флот Зингары с пятнадцатью тысячами щитников поднялся к истокам рек Тайбора и Красной. Месьор Тараск, я думаю, можно понять — это только лишь предосторожность.
— Я тоже отдал приказ,— тяжело поднялся Эрхард, а рядом с ним встал могучий Альбиорикс, король Бритунии,— рубежи Немедии и Пограничья будут закрыты, как только почтовые соколы доберутся до места