У ручья, бойко катившегося к реке, перед игрушечным мостиком из тонких березовых жердей они остановились.
— Я боюсь, — сказала Лида.
— Перенести?
— А ты сумеешь? — Лида как-то странно засмеялась. Он не ответил. Просто поднял ее и понес на руках через шаткий мостик.
И за ручьем, через луг он все еще нес ее, а она совсем не торопилась спускаться на землю. Руки девушки уютно обнимали шею Михаила.
В сотне километров от загона с зубрами, на северной стороне Передового хребта в этот летний вечер засыпал город Майкоп. Гасли огни в окнах. С гор веяло прохладой, слышнее шумела река, сбегавшая с последних увалов в долину.
Дольше всего светится огонь в домике Зарецких.
Данута Францевна и Андрей Михайлович уговорили Телеусова погостить. Старый егерь охотно остался. В такие-то дни ему и самому не хотелось покидать друзей.
На столе шумел самовар, окна в сад оставались открытыми. Слышно было, как в сарае пофыркивали кони, роясь в пахучей охапке клевера, брошенного им на ночь. Трещали в саду цикады. Сладкий запах душистого табака проникал в комнаты.
— Ну вот, и слава богу, — в который раз бормотал седой Алексей Власович, пододвигая горячую чашку с чаем. — И успокоились мы, сами повидавши, как возвернулись наши звери. Сколько лет-то прошло?…
— Ты Кавказа припоминаешь? — Зарецкий наклонился к другу. — Не забыл, как ловил да как мы везли его в Питер и дальше?
— Маленько помнил. А вот увидал быка, как он из клетки вылез, так враз все и прояснилось. Почудилось мне, будто он и есть наш Кавказ, тольки подросший, справный телом. Что голова, что стать, тут уж без ошибки: нашенских кровей. Погостил по заморьям — и домой прибыл. К месту рождения, значит.
— Журавль. Молодой еще. По-научному в нем пять шестых зубриной крови. И ведет он родословную от Кавказа.
— Вот ведь как! По кругу.
Время показало, что их труд во спасение дикого зверя на Кавказе не прошел бесследно. Зубры снова здесь.
— Могет быть, — сказал опять Телеусов, — что нонешние егеря счастливее нас окажутся, как ты считаешь?
— Счастливей?
— Я о Мише, сынке вашем, думаю. И об этой смелой девахе, которая с ним взялась за зубров. Говорю, счастливей нас будут. Сохранят и умножат для блага…
— Мир нужен, вот что главное, Власович. Тогда и природа не порушится, и зверь уцелеет.
— А ежели война? Разговоры всякие слышу. — Он пытливо смотрел на Зарецкого.
— Не поминайте о ней, Алексей Власович. — Данута Францевна прижала к лицу руки. — Скольких людей мы потеряли, сколько близких! Будем надеяться на лучшее.
— И то… Лучше о хорошем подумаем. Года не пройдет — зубрята появятся. Тогда их можно на волю. И мы побудем на Кише, полюбуемся, как да что, порадуемся за порядок в заповеднике.
Андрей Михайлович согласно кивал. Взгляд его скользнул по только что просмотренным газетам. И он не сдержал озабоченного вздоха.
В мире бушевала война.
Глава пятая
— Это называется пластичностью организма. Есть же у них кавказская кровь? Потому и легко прижились.
Так говорил Жарков, наблюдая за поведением зубров на новом месте.
А новое место отличалось от старого, как свет от тьмы, как море от суши.
Разреженный и прохладный воздух зубрам явно нравился, он бодрил, от него по коже пробегали мурашки, вызывали странную щекочущую возбужденность. Хотелось бегать, валяться, играть, что вовсе не подобало крупным зверям с характером более чем замкнутым.
По утрам, когда земля согревалась и начинала источать душистый свежий запах, росные травы так были сладки, так приятно хрустели на зубах, что пастьба доставляла зверям огромное удовольствие. Быстро насытившись, зубры не ложились, а вытягивались гуськом и шли цепочкой к месту, где была соль. Волна, все еще не считавшая Журавля за взрослого, шла, естественно, первой. Еруню она оттеснила.
Зубры любили стоять над солонцом, даже вдоволь нализавшись. Солнце пригревало бока, от лоснящейся шерсти исходил парок. Когда согревались, приходило озорство. Жанка и Лира подхватывались и мчались по кругу, вверх, вниз, лавируя между кленов, — только ошметки из-под копыт. Это выглядело столь заразительно, что Журавль, Еруня и Волна тоже кидались за молодыми, обгоняли их, с необыкновенной легкостью взлетали на крутые бугры, перепрыгивали ручьи — и все на скорости, с раскрытыми ртами.
Вволю набегавшись, стадо ложилось в тень. Загон утихал. Над головами редко покрикивали желны, журчал ручей. Рай…
— Они пришли сюда, как в родной дом. Эт-точно!
Задоров смотрел на зоологов с некоторым вызовом. Все верно, хотя три, а то и четыре поколения отделяли нынешних зубров от тех, кавказских и беловежских. Асканийская степь, как и восточнопрусские пески были для них пересадочными пунктами и не оставили заметного следа. Они не сделались более ручными. Они не утеряли ни диких привычек, ни волю к свободе. Нуждались ли они в человеческой поддержке теперь?
Это показала зима.
За два октябрьских дня навалило более полуметра снегу, а морозец еще и прихватил его сверху. Зубры не выходили из густого дубняка, лежали, засыпанные снегом, как под толстыми одеялами. Но голод позвал их на заснеженный луг.
Зоологи были просто в восторге, когда увидели, что зубры ловко и сноровисто взялись пропахивать снежный наст лбом, грудью, разбрасывать копытами, добираясь сперва до примятой травы, а потом и до зеленой ожины, которую все лето обходили стороной. Вспомнили первобытность!
Журавль, подцепив зубами колючую плеть ежевики, тянул ее именно туда, где она приросла, и, отряхнув, принимался жевать, переступая по мере того, как плеть укорачивалась. Еруня осторожно срывала верхушки мелкого осинника, пробовала кору на ильмах. А Волна самым старательным образом ковыряла снег под дубами в поисках желудей. И под дикими грушами старалась: любила плоды, как и Еруня. У обеих имелись особые основания искать более солидную пищу, чем старая трава.
И все-таки звери не забывали кормушек. Нуждались в помощи.
Зуброводы ходили с лицами именинников. Столько говорили, писали об акклиматизации зубров, так боялись перемены местожительства для них, а на деле все получилось иначе. Зубры не страдали от высоты, от новых кормов, от погоды. Им здесь прекрасно жилось.
После недельной вьюги, в течение которой ученые лишь раз в день приходили с кордона к загону, чтобы убедиться в сохранности и здоровье зверя, произошло событие, записанное в историю кавказского стада. На снегу у самого кордона обнаружились следы волчьей стаи. Шесть или семь голодных хищников рыскали у жилья. След уходил к Сулиминой поляне. Возможно, учуяли зубров, но не знали, с кем имеют
