Но что-то внутри него тут же восстало против этих слов. Как, неужели он больше никогда не войдет в ее сладостное, пылающее лоно?
Слезинка скатилась по щеке Сары и задержалась у рта.
Нагнувшись, Кейс осушил ее поцелуем.
– Не надо, – задрожав, попросила Сара. – Я не могу больше это вынести.
– Сара, – зашептал он у ее губ. – Моя нежная, страстная, невинная Сара! Ты ничем меня не прогневала! Да я готов продать свою душу, чтобы вновь оказаться с тобой!
Сара перестала дышать.
– Тогда почему же? – начала она.
– Быть твоим любовником… Дело в том, что в моей душе мало что осталось…
– Не понимаю.
Он сжал ее лицо ладонями и поцеловал нежно и в то же время жадно. Дыхание у обоих сделалось неровным и прерывистым.
– Не знаю, смогу ли я объяснить, – после паузы сказал Кейс.
Она молча смотрела на него глазами, в которых, как и в его глазах, отражались боль и желание, страсть и робость.
– Я ушел на войну, когда мне было пятнадцать. И потащил за собой Хантера.
Сара прикусила губу. В голосе и словах Кейса слышалось такое отвращение к себе, что, казалось, его можно было потрогать рукой.
– Мой брат был женат на никчемной, любящей пофлиртовать женщине, – продолжал рассказ Кейс. – У них было двое детей. Тед и Эмили.
Несмотря на ровный тон Кейса, Сара чувствовала, насколько трудно ему говорить о племяннице и племяннике. Саре даже захотелось, чтобы он перестал рассказывать.
Однако еще ей хотелось понять то, что творится в его душе.
– Хантер не хотел идти на войну из-за детей, но Белинда и я уговорили его.
– Мне не показалось, что твоим братом можно слишком легко манипулировать.
– Черт возьми, возможно, он был рад оказаться подальше от жены, которая была не прочь забраться в постель к соседу.
Сара почувствовала презрение в голосе Кейса.
– Я отправился на войну, горя желанием защитить справедливость. Но юные оболтусы взрослеют, если выживают. Я очень быстро осознал, что война – это сущий ад для порядочных женщин и детей… а только за них и стоило воевать.
Сара мягко потерлась щекой о грудь Кейса, желая снять с него напряженность.
– Я спасался на войне воспоминаниями о племяннице и племяннике, – возобновил рассказ Кейс. – Особенно об Эмили. Она была умненькой, смешливой и озорной. И любила все и всех.
Кейс сделал паузу – видимо, испытывая колебания, но затем продолжил:
– Иногда, когда дела на войне складывались очень плохо, я доставал крохотные фарфоровые чашечку и блюдце, которые купил Эмили в подарок, смотрел на них и вспоминал ее смех и шалости.
Сара незаметно обняла Кейса за талию, словно сказав тем самым, что он не остался один на один со своими воспоминаниями.
– Я вернулся домой на несколько недель раньше брата. И я застал… я увидел…
Голос у Кейса пресекся.
– Ну ладно, ладно!.. Ты можешь мне не рассказывать об этом.
Кейс обнял Сару и прижал ее к себе, словно она и была сама жизнь. Сара не стала жаловаться на крепость объятий – она понимала, что тяжелые воспоминания и тоска держат Кейса в гораздо более жестких объятиях.
– Калпепперы, – произнес он наконец.
Это было сказано таким голосом, что Сара вздрогнула.
– Южане, – добавил он. – Как и я.
– Вовсе не как ты. Такого не может быть никогда.
Похоже, он не слышал Сару. Он не мигая смотрел вдаль.
И то, что видел, нельзя было выразить словами.
– Они оказались на нашем ранчо за три дня до моего приезда, – хрипло проговорил Кейс. – Они убили всех людей, увели или забили животных, сожгли дома и конюшни. Когда бандиты разделались с женщинами, они взялись за детей и…
Последовавшее за этим молчание было даже более пронзительным, чем его взгляд.
Сара вспомнила, что говорила Лола о Калпепперах.
«Они продали детей племени команчи, после того как сотворили с ними то, чего устыдился бы сам сатана».
– Когда я обнаружил Эмили и Теда, у меня не оказалось лопаты, – шепотом сказал Кейс. – Я вырыл могилку руками и ногтями. А затем отправился на поиски Калпепперов.
Сара смотрела на Кейса и беззвучно плакала, не в силах чем-либо помочь. Теперь-то она знала, что именно лишило Кейса смеха, надежды и любви.
Его воспоминания были даже более тяжелые, чем ее собственные.
– Что ты подумала, когда я оттолкнул тебя? – спросил Кейс.
Она молча смотрела на Кейса, и ей было до слез жаль его.
– Смерть Теда и Эмили… – Последовала пауза. Он пожал плечами. – Она что-то убила во мне. Я не могу дать тебе того, чего ты заслуживаешь.
– Чего я заслуживаю? – не поняла Сара.
– Мужа. Детей. Любви. Во мне больше нет этого… Это мертво… как малышка Эм.
– Я не верю!.. Такой чуткий человек, как ты, не может утратить способность любить.
Кейс заглянул в глаза Сары.
– Я испытываю к тебе лишь желание, – без обиняков сказал он. – Когда у мужчины на уме лишь желание, он идет на все. Ты хотела нежности. Я дал ее тебе.
Губы Сары дрогнули в слабой улыбке.
– А разве я просила чего-то еще? – прошептала она.
– Не надо и просить. Я ловлю это в твоем взгляде в те мгновения, когда ты думаешь, что я не смотрю на тебя.
– Вроде того, что я хочу вонзить тебе в спину нож? – предположила она, улыбаясь сквозь слезы.
Уголки его рта приподнялись, отчего лицо приобрело еще более печальное выражение.
– Ты не обманешь меня. Ты похожа на улей. Есть опасность быть ужаленным, но если ее миновать, то остается одна сладость.
– Мы оба взрослые люди. Ты хочешь что-то из того, что я могу тебе дать, я тоже.
Он покачал головой.
– Ты только что сказал, что хочешь меня, – медленно сказала Сара. – Так вот, я хочу тебя.
Кейс посмотрел на пунцовые щеки, слезы в глазах, дрожащие губы.
– Ты настоящий дикий мед, – глухо сказал он. – Не искушай меня.
– Почему?
– Потому что я могу сделать тебе ребенка. Вот почему.
– Ребенка, – тихо повторила она. А затем улыбнулась.
Кейс оттолкнул ее.
– Я не хочу ребенка! Никогда.
Руки Сары обвились вокруг Кейса. Она поднялась на цыпочки и поцеловала его в уголок рта. Затем дотронулась кончиком языка до нижней губы.
Кейс отпрянул от нее как ужаленный.
– Не дразни меня, чтобы я не сделал тебя беременной, – низким голосом сказал он. – Или ты хочешь, чтобы я возненавидел нас обоих за это?
Сара закрыла глаза и отпустила его. Не говоря ни слова, она взяла веретено и стала прясть.
