«а-ля орхидея»,на сцену мне шлёшь кивок.И в ухе у орхидеи,как мухи, жужжат харлеи.Асфальтовая орхидея,ославлена поведеньем —раз так! —тинейджеровской Вандеив тебе проступал росток.В роскошной дырявой ветошипо странам летаешь ты,национальная разведчицав пробирочке Красоты.Все женщины, что имею,и те, что не целовал,есть, в сущности, орхидеи,упакованные в целлофан.Прощай, орхидеево дерево!Цветочный идёт транзит.Тебе кубатура Ботеровапока ещё не грозит.АМУРЧИКИ ОХРЕНЕЛИ —ПУКАЮТ, КАК ПАРАШЮТ.ЭКСПОРТИРУЙТЕ ОРХИДЕИ,А НЕ КОКАИНОВЫЙ ПОРОШОК!Пока лучшая частьнаселения ширяется —Вселенная расширяется.Все уродства, как розы Шираза,диафрагмово расширяются.Россия сужается,а дурь расширяется.Расширяется властьшариатская.Гроза. Молнируетширинка адская.На кокаине грех разжиряться —только зрачки расширяются.Поэтами не швыряются.ПОЭЗИЯ РАСШИРЯЕТСЯ.B садуВ саду ботаническом,не платоническом,читаем стихи орхидеям.Лесные купавныповторят губамиза нами, что мы не умеем.Из бывших людей выушли, орхидеи.Усатые, словно креветки.Ваш главный поклонникповис, как половник,хвостом зацепившись за ветки.Стихи вам читалимадам из Италиии чёрная дева Астарта.Цветок и мангустастрадают от чувства,взращённого на асфальте.От чёрной разлукиязык у гадюкираздвоен, как светские фалды.Де Сад ботаническийсиллабо-тоническийстих понял, хоть был и невежда.Мартын- половешка,как девушка с Плешки,хвост поднял на нас. Что невежливо.Мы – детки фальстарта,объедки Фальстафа.Нам кажется пошлым Вивальди.Быть может, моднееи есть орхидеи —люблю орхидею асфальта.Разговоры< v>– Кем ты вырастешь, орхидея?– Кустодиевской буржуазкой?– Порн-моделью Фиделя Кастро?– Комиссаркой с лицом Медеи?– Или белой гориллой в маске? Меня спросила кофточка с люрексом:– Что: видеомы или стадионы — полезнее дляреволюции?Вопрос потонулв сентенциях:– Вы слыхали проВознесенского?Он задумал как архитекторхрама белую орхидею.– В Боготу едет батюшка.С попадьёй.– Ах, mon dieu!– Вождь повстанцев – выпускник Лумумбы,на петлицах проступают ромбы.– Зомбированные бомбы.– А ты лук ел?– Мир облукойлел.– Про потери в Чечне слыхали?– У Ботеро такая харя!– Кишки выпускают и пьют с тоскимосковские выпускники.Три орхидеи.Так душно, что гаснут свечи.Ботеро сказал: «Идея!»И этим увековечен.Он вырвал три орхидеииз самых красивых женщин.О’кей?Вбил в каждую пару гвоздей.И вот в галерее «New fashion»работает двигатель вечный —вентилятор из трёх орхидей.ЗАДУМЫВАЮТСЯ КОНТРМЕРЫ:ПАРТИЗАНСКАЯ ПУЛЯ ЗАСТРЯНЕТ ВНЕОБЪЯТНОМ ЗАДУ БОТЕРО.– НАДО БЫ ИЗ БТРа…Медельин – Москва, 2003* * *Нам,продавшимв себечеловека,не помогутни травка,ни бром.Мы балдеемСеребрянымвеком,как Иудабалдел серебром.2003ОБЛАКАУлети моя боль, утеки!А поканадо мною плывут утюги,плоскодонные, как облака.Днища струйкой плюют на граждан,на Москву, на Великий Устюг,для отпарки их и для глажкии других сердобольных услуг.Коченеет цветочной капустойих великая белая мощь —снизу срезанная, как бюсты,в париках мукомольных, вельмож.Где-то их безголовые торсы?За какою рекой и горойищет в небе над Краматорскомустановленный трижды герой? И границы заката расширя,полыхает, как дьявольский план,карта огненная России,перерезанная пополам.Она в наших грехах неповинна,отражаясь в реке, как валет,всюду ищет свою половину.Но другой половины – нет.БУЛЬBАР B ЛОЗАННЕШёл в гору от цветочного ларька,вдруг машинально повернул налево.Взгляд пригвоздила медная доска —за каламбур простите – «ЦветаЕва».Зачем я езжу третий год подрядв Лозанну? Положить два георгинак дверям, где пела сотню лет назад —за каламбур простите – субМарина.С балкона на лагуну кину взглядна улочку с афишею «Vagina».Есть звукоряд. Он непереводимый.Нет девочки. Её слова болят.И слава богу, что прошла ангина.ОСЕНЬ ПАСТЕРНАКАЛюби меня!..Одна была – как Сольвейг,другая – точно конница Деникина.Заныкана общественная совесть!Поэт в себе соединял несоединимое.Две женщины – Рассвета и Заката.Сегодня и когда-то. Но полвекажил человек на ул. Павленко,привязанный, как будто под наркозом,к двум переделкинским берёзам.Он, мальчика, меня учил нетленке,когда под возмущения и вздохи«Люби меня!» – он повелел эпохе.Он не давал разъехаться домашним.«Люби меня!» – он говорил прилюдно.И в интервью «Paris dimanche»- м,и в откровении прелюдий.Любили люди вместо кофе – сою.И муравьи любили кондоминиумы.Поэт собой соединил несое-динимое,любили всё: объятия, и ссоры,и венских стульев шеи лебединые.А жизнь давно зашла за середину,У Зины в кухне догорали зимы.А Люся, в духе Нового Завета,была, как революция, раздета.Мужская страсть белела, как седины.Эпоха – третья женщина поэта,его в себя втыкала, как в розетку —переходник для неисповедимого.У Зины в доме – трепет гарнизона,и пармезан её не пересох.У Люси – нитка горизонтаразвязана, как поясок.– Вас сгубит переделкинский отшельник, —не царь, не государственный ошейник, —две женщины вас сгубят.I’m sorry.Настали времена звериные.Какие муки он терпел несои-змеримые.А жёны помышляют о реванше.И, внутренности разорвавши,берёзы распрямлялись:та – в могилу,а эта – с дочкой в лагерь угодила.И в его поле страшно и магнитно«Люби меня!» – звучитбез возражений.И этим совершалось воскрешенье.Летят машины – осы Патриарха.Нас настигает осень Пастернака.У Зины гости рифмами закусывали.У Люси гости – гении и дауны.Распятый ими губку в винном соусепротягивает намиз солидарности.У Зины на губах – слезинки соли,у Люси вокруг глаз синели нимбы…Люби меня! Соедини несое-динимое…Тебя я создал из души и праха.Для Божьих страхов, для молитви траханья.Тебя я отбирал из женщин разных —единственную.Велосипедик твой на шинах красныхказался ломтиками редиски.Люби меня!Философизм несносен.Люзина? Люся?! Я не помню имени.Но ты – моя Люболдинская осень.Люби меня!Люби меня! Люби меня!Лик Демона похож на Кугультинова.Поэт уйдёт. Нас не спасают СОИ.Держава рухнет треснувшею льдиною.ПОЭТ – ЭТО РАСПЛАТА ЗА НЕСОЕ-ДИНИМОЕ2003
