— Рустер и без того пилит меня день и ночь, и близнецы тоже. Неужели он и тебя уговорил?
— Меня незачем уговаривать. Я знаю, что ты хочешь туда поехать. — Гинни улыбнулась. — Не бойся, детка. Любовь — это большой риск. Нам с Рафом тоже было нелегко, но если бы мы очертя голову не бросились друг к другу в объятия, то не нашли бы своего счастья.
— Как я могу ему верить? Он мне лгал.
— Позволь ему по крайней мере объяснить, почему он это делал. Мы все уверены, что ты не могла полюбить плохого человека. Дело не в том, веришь ли ты ему, а в том, веришь ли ты сама себе.
Джуди посмотрела на медальон. Да, надо верить себе. Гинни права, она полюбила Буна, не вдаваясь в рассуждения. Она с первой минуты разгадала в нем порядочного человека. И она знает, что нужна Такеру Буну. А он нужен ей.
Джуди обвела взглядом спальню, где провела много лет, посмотрела на свою приемную мать, которая помогла ей преодолеть немало трудностей.
— Но, Гинни, как же я уеду из Камелота? У Гинни тоже навернулись на глаза слезы.
— Конечно, нам тебя будет не хватать, но мы с Рафом всегда мечтали, чтобы наши дети нашли свое счастье. Если твои мечты зовут тебя в Миссури — ну что ж, это не так уж далеко. Мы будем навещать друг друга.
— Так едем или нет? — спросил внезапно возникший в дверях Рустер. — Коб и Джерми лопаются от нетерпения.
Джуди торопливо вытерла слезы и сказала с напускной строгостью:
— Рустер, у ребят есть имена. Зачем ты придумал им клички?
— Пускай, — сказал Джекоб, сунув голову в дверь. — Раньше нам не придумывали кличек — никому не было до нас дела. Правда, Джерми?
Рядом возникла улыбающаяся физиономия Джереми.
— Правда. Мне так даже больше нравится. Вроде как мы все — одна большая дружная семья.
— Тогда найдите и мне кличку, — раздался голос Кристофера, появившегося в дверях позади мальчиков. — Не воображайте, что я отпущу Джуди одну.
— Ты же ненавидишь Буна, — с удивлением произнесла Джуди. — Сколько раз ты говорил, что не доверяешь ему.
Кристофер пожал плечами и сказал, опустив глаза:
— Не хочется признаваться, но, кажется, я просто ревновал тебя к нему. И к Рустеру тоже. Мне хотелось плохо думать о них обоих. — Он посмотрел на Джуди. — Я наблюдал за Буном, когда Бафорд лил на него грязь. Бун делал все, чтобы защитить тебя. И я подумал: раз уж он так заботится о благополучии моей сестренки, он заслуживает хотя бы того, чтобы его выслушали.
— Ты серьезно, Кристофер? — Джуди с трудом скрывала свою радость. — Ты вправду поедешь со мной в Миссури?
— На время. Надо же кому-то оберегать тебя от Рустера. Видя, что Рустер собрался огрызнуться, Джуди захлопала в ладоши.
— Тогда чего вы тут стоите разинув рты? Идите собирайтесь в дорогу!
Мальчики разразились восторженными воплями.
— Знаешь, как я тебя буду звать? — услышала она из коридора слова Рустера, обращенные к ее брату. — Я придумал тебе кличку — Кип.
— Через мой труп. Тогда я буду звать тебя Майки.
— А в лоб хочешь?
Джуди закатила глаза — ну парочка! Потом с широкой улыбкой повернулась к Гинни:
— Будешь молиться за меня? Кажется, я еду в Миссури со всей своей дружной семьей.
Бун вошел в кабинет адвоката с тяжелым сердцем. У него с собой была лишь половина нужной суммы, и он почти не надеялся, что кто-нибудь посочувствует ему и пойдет навстречу. Но выхода у него не было. Или он убедит суд дать ему отсрочку, или через шесть часов он навсегда лишится фермы.
Он подумал о своих братьях и Рустере, которые дожидаются его в Луизиане. Мальчики, наверное, ломают голову, куда он запропастился. Но он не мог ни сам к ним поехать, ни послать за ними: каждый цент был на счету, от каждого зависело их будущее. Эта алчная баба Лила ограбила его вчистую.
Мерзавка опустошила его счет в банке, и, если бы ее саму не ограбили и даже чуть не убили, Бун бы ей этого не спустил. Она получила сильные ожоги во время пожара в салуне, и ей предстояло влачить жалкое существование: из больницы ее переведут прямо в тюрьму, где она и останется до тех пор, пока не вернет жителям Салвейшена их вклады.
Может, когда-нибудь он и получит свои деньги, но к тому времени будет слишком поздно. Разве что ему удастся уговорить адвоката.
Он подумал о сумке Бафорда и заскрипел зубами. Теперь он понимал, что это были его деньги. Вспомнив ухмылку Билли, Такер представил себе, как шикует на них его старинный дружок где-нибудь далеко на Западе.
Такер стоял в пустом кабинете, стиснув шляпу и глядя в окно. Где же адвокат? Это ожидание сводило его с ума. Именно в такие минуты на него наваливалась тоска, сожаление о том, что могло бы быть, но чего никогда не будет. Все это время он пытался себя убедить, что так лучше для всех, однако, ворочаясь ночью без сна, ясно понимал, что ему по крайней мере очень плохо.
Ему не хватало даже шуточек Рустера, ему не хватало рассудительности Джекоба и глубокой привязанности Джереми. Но больше всего ему не хватало улыбки Джуди. И даже ее упрямства, ее стремления настоять на своем. Собственно говоря, чаще всего она была права.
Бун судорожно сжимал шляпу. Без Джуди жизнь потеряла всякий смысл. Она каким-то образом сумела его убедить, что Такер Бун — вовсе не волк-одиночка, а просто одинокий человек.
Нет, надо что-то сделать: без нее у него нет будущего.
Поэтому он и пришел сюда, хотя по складу характера был больше склонен наплевать на все и уехать. Но у него впервые в жизни появилось дело, за которое он был готов сражаться до конца. Так или иначе, он вернет себе ферму — не только для того, чтобы у его братьев был дом, но главным образом чтобы вернуть Джуди. Он убедит ее, что ее место здесь, рядом с ним, каких бы унижений это ему ни стоило.
— Такер Бун? — раздался голос в дверях.
Обернувшись, Такер задохнулся, как от удара в солнечное сплетение. В дверях стоял вовсе не адвокат, а член конгресса Кэртис Холланд, его отец.
Такер давно его не видел и предполагал, что отец постарел и поседел. Но Холланд выглядел очень моложаво. Зачем он явился? Еще не хватало призраков из прошлого.
— Да, я Бун, — холодно сказал Такер.
Холланд вошел в комнату, избегая взгляда сына.
— Ты, наверное, удивляешься, зачем я пожаловал, — начал он и умолк. В комнате воцарилась мертвая тишина.
— Почему же, совсем не удивляюсь. — Такеру было не до околичностей, и он решил взять быка за рога. — Вы хотите вернуть себе ферму. Надеетесь заполучить ее по дешевке. Только предупреждаю — я уже не беспомощный мальчик. Мама оставила близнецов на мое попечение, и я не позволю вам нас ограбить. Я обязан в память о маме. И неужели вам не приходит в голову, что вы также обязаны позаботиться о мальчиках, раз уж вы бросили на произвол судьбы их мать?
— Вот как? — холодно осведомился Холланд. Такер собрался с духом. Он знал, что стоит Холланду свистнуть, и его приятель шериф арестует его и отведет в тюрьму. Но он решил хоть раз сказать этому человеку все, что он о нем думает.
— За все эти годы мы ни разу не обратились к вам за помощью, ни разу не напомнили вам, что мы — ваши дети. Мы не мешали вам делать политическую карьеру. Более того, мама до самой смерти не сказала о вас ни одного дурного слова. Во имя ее памяти я прошу вас не отнимать у моих братьев последнюю надежду.
В ответ Холланд глубоко вздохнул. В комнате опять наступила гробовая тишина.
— Раньше ты был мягче, Джесс, — заметил он.
— Да откуда вам известно, сэр, — взорвался Такер, — какой я был раньше? И меня теперь зовут Такер.
